— Да, дорогой, — мягко прервала его миссис Кардон, — я вижу… А вот и обеденный гонг.
Обед носил праздничный характер. Даже Филиппа выпила бокал шампанского, которое ненавидела, и оно вызвало на ее щеках яркий румянец. После обеда Филиппа и Джервэз направились в музыкальный салон, немного холодное, прекрасное помещение, к которому вела галерея с противоположного, северного конца дома. Филиппа подошла к роялю и начала играть. У нее был небольшой, но приятный голос, в котором звучали нотки призыва. Она начала петь одну из современных, ничего не говорящих песенок, немного смущенно улыбаясь Джервэзу.
Он облокотился о высокую доску камина, заложил руки в карманы и закурил, стараясь скрыть свое обожание и с ужасом чувствуя, что его охватывает такое же безумное желание, как и тогда, в лесу… А вдруг ей будут неприятны его ласки, его поцелуи?
Филиппа продолжала петь, иногда почти шепотом произнося слова. Вдруг она запела полным голосом; песенка была переложена с греческого, и Филиппа вкладывала в нее все свое чувство и голос. Ей особенно нравилась строфа: «Как бы я желала быть небом, чтобы всеми своими звездами смотреть на тебя».
В два шага Джервэз очутился подле нее; он положил свои руки ей на плечи, и она невольно откинула голову назад.
— Если бы я был небом, — сказал он у самых ее губ, — для меня на земле ничего не было бы прекраснее тебя… вот как я чувствую… те слова в песне.
Он прижал ее к себе. Они стояли, оба высокие, Филиппа в объятиях Джервэза.
— Счастлива? — тихо спросил он.
Она улыбнулась ему открыто и весело и затем, почувствовав скрытое под ответной улыбкой страшное напряжение, поцеловала его.
Сердце ее голодно,
Во что бы оно ни было облечено,
И красная роза у ее груди
Олицетворяет всю жажду мира.
Ее девиз — надежда,
Но надежда, окруженная страхом.
Любовь означает для нее всю жизнь,
Но любовь эта омочена слезами.
С. Кинсолъвинг
На следующий день жизнь закипела вокруг них. Филиппа убедилась, что помолвка — одна из самых приятных вещей в мире. Джервэз приобрел новую ценность в ее глазах; она стала гордиться им, его поступками, всей его личностью и тем обаянием, которое окружало его.
Все, по-видимому, были довольны, завидовали ей. По крайней мере, Фелисити высказывалась вполне определенно.
— Ты хорошо поступила, дорогая, — сказала она, сидя перед зеркалом Филиппы и румяня себе губы. — Хорошо! Я бы сказала — превосходно! Сэм говорит, что Джервэз на редкость богат, а, как ты знаешь, он не любит преувеличений. Его дословное выражение о размере богатства Джервэза было: «горы денег», и он был при этом вполне серьезен. И, кроме того, у Джервэза не только деньги, но и привлекательность.