Филиппа как бы окаменела в его руках; с усилием закинув голову, она взглянула ему в глаза с выражением такого же гнева и горечи.
— Мне кажется, ты сошел с ума, — сказала она, — или… или пьян не Тедди. Джервэз, ради всего на свете… как, как можешь ты…
Он мрачно держал ее.
— Да, я слушаю тебя. Отвечай.
— Я не могу дать тебе ответа, да и не может быть ответа на такой вопрос. Ты был везде, где был Тедди, я хочу сказать — ты все знал. Ничего не было потайного, ничего и не было сказано им…
Джервэз перебил ее:
— Ничего не было?.. Так ли?..
Все накопившиеся за последние месяцы подозрения кишели в нем теперь, отравляя его взгляды, делая его слепым к истине.
Он увидал, как гневно вспыхнули глаза Филиппы при его вопросе: «Ничего не было?.. Так ли?..»
И его безумная ревность, как хищный зверь, яростно устремилась на свою добычу. Он опустил руки так внезапно, что Филиппа пошатнулась и, чтобы не упасть, ухватилась за колонну кровати.
— Значит, я был прав, — сказал он, задыхаясь. Возмущение Филиппы было так сильно, что она с трудом могла выговаривать слова; они выскакивали, отрывистые, полусвязные:
— Ты сошел с ума… да, это так… и сделал из мухи слона. Тедди и я… Тедди и я… я его знаю с детства… каждый тебе это скажет… весь свет знает о нас. Еще до твоего появления мы были с Тедди друзьями, любили друг друга. Все было открыто, как день. И вдруг сегодня ты бросаешь в меня всем этим ужасом, выдуманным тобою. Все выдумано… и Тедди, во всяком случае, уезжает… он никогда не сделал мне зла… никогда… только любил меня… О, тебе этого никогда не понять!.. Как можешь ты быть таким?.. Как ты можешь, после всего, что…
Она не могла продолжать — так она дрожала, и прижала обе руки к лицу.
Наступило молчание и продолжалось так долго, что казалось угрожающим.
Филиппа подняла голову.
Джервэз стоял неподвижно, устремив на нее полные враждебности глаза.
Невыразимое негодование овладело ею; оскорбленная гордость заставила ее еще выше поднять голову. Это действительно переходило все границы! Быть обвиненной, подозреваемой! Ее слова, ее оправдания вызывают лишь сомнение!..
Она подняла руку.
— Уйди, пожалуйста, — раздельно промолвила она. — Оставь меня одну. Я думаю, что ты болен — душевно болен, во всяком случае. Или же я никогда не знала тебя, не имела понятия, каков ты на самом деле. Вообразить все это, довести себя до такого состояния!.. Это ненормально, вот и все.
Видно было, что она дрожала, но она бесстрашно смотрела на Джервэза.
Он признавал ее мужество, но ярость слишком уж овладела им, чтобы он мог оценить его. Давнишнее подозрение вылилось, наконец, наружу и разгорелось в этот неукротимый гнев; он не мог ясно соображать; его мысли вертелись вокруг одной точки.