— Может быть, миледи хочет проехаться верхом? — предложил Гассан торжественно. — Вот, — указал он на верблюда. — Я поеду на осле, а может быть, тоже на верблюде.
С радостным удивлением Каро разглядывала молодое животное, не зная, на что решиться.
— Я никогда не ездила на верблюде, Гассан, — сказала она.
— Попытайтесь, миледи, — предложил Гассан с радостной улыбкой. — Очень хорошее животное и прекрасная прогулка. Мы можем отправиться осмотреть забытый храм, находящийся в пустыне, — с улыбкой уговаривал он.
Каро рассмеялась и пошла переодеться для прогулки, радуясь маленькому приключению.
Гассан помог ей взобраться в паланкин и заставил верблюда подняться с земли. Молодой араб сел на другого верблюда, и они поехали. Каро тихо раскачивалась в такт мерного шага верблюда.
Утро было прозрачно-ясное, жаркое, но освеженное легким, почти прохладным ветром, и под мерный бег верблюдов Каро казалось, что она находится во сне. Гассан тихо напевал про себя. Иногда вдали подымался тонкий столб пыли, рассыпаясь золотистыми песчинками, словно тая в прозрачном воздухе. Высоко в бездонной глубине голубого неба реяли птицы, и, когда они спускались ниже, далекий крик их доносился до слуха всадников. Они подъехали к развалинам храма, где подымались высокие колонны, у подножия которых скользили зеленые ящерицы, которые исчезли с шуршанием при появлении всадников. Глубокий золотой покой пустыни царил повсюду.
— Здесь поклонялись давно забытому Богу, — сказал Гассан задумчиво и умолк, глядя вдаль.
Каро казалось, что она одна со своими мыслями в знойном молчании пустыни. Она смотрела на массивные, сломанные колонны, построенные некогда в честь какого-то Бога, и при виде их думала о канувших в вечность столетиях, об исчезнувших поколениях, некогда поклонявшихся здесь забытому теперь божеству.
У подножия колонны мелькнула ящерица и исчезла среди камней.
Не говоря ни слова, боясь прервать очарование тишины, Каро вошла в храм, где царили полумрак и прохлада. Но она не оставалась долго среди развалин и снова вышла в золотое сияние дня.
Когда она вернулась домой, цветущий сад показался ей пестрой сказкой, возникшей из сверкающего миража пустыни.
Два садовника поливали розы, мальчик-нубиец играл на свирели. Из виллы доносились звуки голосов, позвякивание посуды. Накрывали стол к завтраку.
— Сариа, — позвала Каро свою камеристку, входя в дом. — Я знаю теперь, что буду любить это место.
Гассан в восхищении кивнул головой.
Сариа медленно ответила:
— Надеюсь, мадам.
Она знала изменчивое настроение Каро, переходившее от глубокой печали к беспричинной жизнерадостности.