— А как поживают твои родители? — спросил я. — Успешно выступают?
— Да, — кивнула Дженни. — Сейчас они в Бостоне.
«И оставили тебя одну?» — чуть не задал я вопрос. Но тут же подумал: уж лучше оставлять, чем таскать дочку по своим гастролям.
— Знаешь, я нарисовал тебя тогда по памяти, — сказал я. — И рисунок купили. Он принес мне удачу.
— Я рада, — улыбнулась девочка. — Вот посмотреть бы!
— Я нарисую потом специально для тебя, — пообещал я.
Но она заинтересовалась именно тем наброском, и мне пришлось рассказать о мистере Мэтьюсе и о портрете, который он мне заказал, — а затем и о Гэсе, и о стенной росписи, за которую я взялся. Роспись ей тоже захотелось увидеть, но больше всего расспросов вызвал заказанный мне портрет.
— Чей портрет? — выспрашивала она. — С кого?
— Пока не знаю, — отвечал я. — Еще не решил.
Некоторое время мы катились молча, а затем Дженни проговорила:
— А может… — И, не давая себе передумать, выпалила: — Может, нарисуете меня? Вы же сами сказали…
Опять она будто читала мои мысли. Ну конечно же, я помнил слова Мэтьюса: «Напишите-ка мне лучше портрет этой девочки из парка». Но тогда, в галерее, я подумал, что вряд ли ее когда-нибудь еще встречу. И вот встретил… Да что тут размышлять, никого лучше мне не найти, и, главное, ведь именно ее лицо так заинтересовало владельца галереи. Если б только она была постарше…
— Для тебя-то я обязательно нарисую, — подтвердил я свое обещание. — А что касается заказанного портрета — посмотрим. Возможно.
— Ура! — сжав мою руку, крикнула Дженни навстречу холодному ветру, дувшему нам в лицо. — Ура! У меня будет свой портрет! Теперь-то Эмили прикусит язычок!
— Кто такая Эмили? — спросил я:
— Моя подружка. Ее рисовал мистер Фромкс, а я сказала, что тоже знакома с художником — мистером Адамсом, и он меня тоже нарисует. Но Эмили сказала, что не слышала ни о каком Адамсе и что я все придумала. Ну, и мы поссорились.
— А Сесили? — вспомнилось мне. — С ней ты дружишь?
Дженни бросила на меня быстрый взгляд и отвела глаза.
— Сесили умерла, — тихо проговорила она. — У нее была скарлатина… Я думала, вы знаете.
— Откуда ж мне знать?
Внезапно моя партнерша споткнулась и, наверно, упала бы, если б не моя рука.
— Ботинок развязался, — объяснила она. — Придется сделать остановку.
Мы сошли со льда, и, опустившись на колени, я стал завязывать ей шнурки. Я чувствовал: девочке немного не по себе оттого, что я это делаю. Не по себе и в то же время приятно: возможно, она воображала себя в эту минуту Золушкой или Белоснежкой, взирающей на коленопреклоненного принца.