— Какие тут извинения, — отмахнулся Размыкин. — Вы в каком звании, Василий Георгиевич?
— Михайлович! Полковник.
— Где же ваш труп, полковник? — Размыкин тут же поймал себя на ошибке и неожиданно для всех рассмеялся: — Не ваш, конечно. Вашего приятеля, Григория Евдокимовича Чарусова.
— Его трупа тоже нет, — улыбаясь, сказал Витязев.
— Как — нет?
— Украли? — всполошился Баянов. — А может, медведь утащил? Какого хрена лыбишься? Где труп?
— Нету, — ответил Витязев. — Есть живой Чарусов. А где он, не знаю.
— Ты что, Вася? — насторожился Владимир Антонович. Мысль, что Витязев «чокнулся», вспыхнула в нем сразу и уверенно: идиотская усмешечка, несет черт-те что, в полковники себя произвел... Ему сделалось остро жалко Витязева, жальче, чем мертвого Чарусова: — Что с тобой? Ты же
солдат, Вася! — Владимир Антонович с мольбой посмотрел на ошарашенного эксперта и понял, что тот тоже думает так же, и перевел глаза на румяное лицо Витязева. — Повернулся! — наконец уверился он. —Этого только и не хватало! Теперь докажете, что он убил. А его, никто не убивал! Никто! Не убивал! Понимаете! Не убивал!
— У меня нет валерьянки, — спокойно сказал Размыкин, — не таскаю. И у Леонида Федоровича нету.
Это был не только призыв к Владимиру Антоновичу самому, но и замечание эксперту: чего тут ртом воздух хватать, все бывает, уважаемый товарищ Галайда.
— Может, расскажете, в чем дело, полковник?
Витязев вздохнул, стер с лица улыбку и будто этим же движением руки надел на лицо другую маску — спокойного и рассудительного военного.
— Если бы я знал, в чем это дело! Мистика какая-то... Так вот, когда Владимир Антонович ушел звонить вам, я остался здесь с... — ему явно не хотелось говорить «с трупом», он замялся, но нашелся: — Здесь, у Григория. Не знаю, сколько просидел, может, час или полтора. Да нет, меньше. Потом решил сходить на табор перекусить чего-нибудь — мы не завтракали, и, может, удочку прихватить: так сидеть, сами понимаете, действительно чокнуться можно. Когда вернулся, трупа не было. И следов никаких. Если бы медведь, он волок бы его. А так — ничего. Если кто-то скинул его в речку, то тело застряло бы вот тут же на перекате, а там — ничего. На том берегу тоже никаких следов. Значит, подумал я, тело унесли. Но трава не примята нигде, сквозь чащу тоже никто не продирался. Я решил, что его унесли по нашей тропинке к дому, и пошел туда.
— А сюда ты от дома возвращался не по тропинке? — спросил Баянов.
— По тропинке мы только во время рыбалки ходим, а так чего кружить? Напрямую проще и ближе. Берег ои и есть берег.