— Знаем еще, что он писатель, — подсказал эксперт, — что вот дом затеял строить, что ему сорок пять лет, что бобыль... Мы многое знаем!
— Писателя такого мы не читали, зачем эта затея с домом, только догадываемся, о личных связях, понятия не имеем и даже фотографии его не видели, — в тон ему добавил Размыкин. — То есть ничего мы не знаем. Мы не знаем даже — живой он или мертвый. Вот Василий Михайлович убежден, что живой. Если это так, то на кой, спрашивается, черт нам надо знать о нем что-нибудь? А если мертвый, то где труп? Я не могу даже возбудить дело — понимаете?
— А это вы, Анатолий Васильевич, интересно подметили: если человек жив, то на кой он нам черт нужен? Не интересен он нам, безразличен, можно сказать. Живешь, ну и живи себе. Ты своей дорогой, я своей. Вроде даже и нету его, живого-то! А вот достаточно его кому-нибудь прихлопнуть, и он становится героем дня: всем до него дело, всем интересно, кому факты, кому сплетни, и всем он вроде родной и близкий. То же самое, если и он убил или еще чего там... Ну, нам по службе положено. А другие?.. А может, и по службе нам надо бы больше интересоваться человеком, пока он жив, живет, так сказать, в рамках закона, а?
— Это что же, досье на каждого заводить? — спросил Размыкин насмешливо. — Сходил он к куме погреться — в досье! Зашел в магазин папирос купить — у какой продавщицы, взял? — и так далее. Так, что ли?
— Н-да. Вы правы. Досье это глупости — жить никто не захочет. А по-другому, как это самое внимание ему уделить? Вот и получается!.. Интересно... Сложное это дело — жить с людьми. А все-таки что-то не так здесь. Очень не так.
— Все так, — возразил Размыкин. — Надо просто не витать в облаках, а делом заниматься. Каждому своим, порученным тебе делом. Нам с вами убитыми и убийцами, полковнику вот — подчиненными, Алексею хлеб выращивать, и все в установленных пределах.
Это так, — согласился эксперт, — только где эти пределы? Ну, полковнику — понятно: выполняет солдат устав или нарушает его; юристу закон предел — нарушается, не нарушается. Но вот ЧП, и вам уже, Анатолий Васильевич, надо знать о том же Чарусове больше, чем о собственной жене. Вот вам и пределы!
— О жене тоже надо знать в пределах, иначе не получится никакой жены.
— Закрывать глаза?
— Конечно. Если знать все, то война сплошная, а не любовь. А так, в пределах, оно и ладно. Примеры нужны? Нет? Прекрасно. Пределы — великое дело, Леонид Федорович, если вдуматься.
— Вы говорите совсем не то, что думаете, — рассердился эксперт. — Пределы!.. А если я ее просто люблю со всеми ее глупостями и жить без нее мне не интересно? Вот люблю и все! Двадцать лет люблю. Какие тут пределы? Мне и ссориться с ней приятней, чем с другими любезничать.