Все эти годы плотная пыль бесшумно сеялась вниз и теперь вздымалась, оживая под шагами живого человека – но только чтобы опасть в непривычном луче фонарика, освещавшего ступни до лодыжек, – и наконец он выбрался в такое место, где все кончалось – и слой пыли, и звук шагов; посмотрев в темную глубину, он не мог даже прикинуть, как далеко внизу струится вода. Отломав кусок свода, он бросил его вниз. Раздался всплеск. Родник семьи Ура был найден – тот чистый источник, от которого все и пошло.
За эти дни Элиав и Табари несколько раз пытались связаться с Кюллинаном в Иерусалиме и рассказать ему об удивительных открытиях, но операторы на линии не могли найти его. Им пришлось самим проявить инициативу. Они подтянули освещение к источнику, и после раскопок на его берегу, где были найдены только осколки керамики времен крестоносцев – кувшины для воды, которые роняли беспечные христианские женщины, – Табари случайно увидел на стене чуть выше уровня глаз какое-то изменение цвета породы, на которое те, кто раньше пользовались источником, не обращали внимания, потому что среди них были или хананеи, или еврейские женщины, как Гомера, или крестоносцы – но не археологи. Но, повинуясь какому-то наитию, Табари принялся раскапывать более темную землю, вышел на первоначальный уровень источника и нашел несколько обожженных камней. На них вокруг первого в мировой истории сознательно разведенного костра сидели люди, и именно между камней Элиав нашел брошенный предмет, который и придал холму Макор его значение памятника доисторического периода: кусок кремня размером с крупную ладонь, слегка выпуклого по краям и заостренного к концу. Это было ручное зубило, произведенное двести тысяч лет назад, в то невообразимо далекое туманное время, когда эти создания ходили на полусогнутых ногах и с простыми камнями охотились на животных, а потом разрывали мясо этими драгоценными ручными зубилами, подобными тому, которое англичанин сфотографировал прямо на месте находки.

– Господи! – вскричал он. – А это что такое? – Его вспышка высветила в темноте какой-то странный блеснувший предмет размером с тарелку, с многочисленными зубцами. Он обнаружил окаменевший коренной зуб слона – все, что осталось от огромного животного, настигнутого охотниками у водопоя, когда в Израиле стоял другой климат, а вади было руслом глубокой реки.
Называть их людьми – тех созданий, которые убили слона, – было еще невозможно, потому что они пока не возделывали землю, не ловили рыбу, не растили фруктовые деревья, не приручали собак, не строили жилища и не прикрывали себя одеждой и с их обезьяньих губ еще не слетали членораздельные слова; но их нельзя было называть и животными в силу того, что они уже обладали кое-какими навыками: они делали орудия и могли держать их в руках, порыкиванием и толчками они могли сбить соплеменников в команду, которая совместными действиями загоняла и убивала такого огромного животного, как слон… и именно поэтому они уже были людьми.