– Ты ошибаешься, и в то же время ты прав, – сказал Элиав. – Ты ошибаешься, считая, что Государство Израиль и еврейская религия – одно и то же. Что бы ни случилось с Израилем, иудаизм продолжит свое существование. Так же, как всегда жил католицизм, даже когда территория Ватикана принадлежала другим. Но ты прав в том, что все мы, католики, арабы, евреи, должны разработать какой-то приемлемый образец бытия для всего мира – или тут произойдет нечто такое, чего никто из нас не может предвидеть.
– Как-то днем, – сказал Кюллинан, – врачи сделали мне инъекцию, и передо мной предстало видение… Иерусалима как изолированной зоны привидений, признанной всем миром, в которой у папы будет его маленький Ватикан, потому что его больше не ждут в Италии, и у главного раввина будет место вокруг Стены Плача, поскольку он станет неприемлем для Израиля, и своя территория будет у нового пророка ислама, потому что ни одна из мусульманских стран не захочет его видеть у себя, и свой уголок будет у протестантов, у индусов, у буддистов, потому что они уже никому не будут нужны, а весь остальной трудящийся мир будет, как ты сказал, равняться по радикальным новым образцам. И над каждым проходом в Иерусалим будет стоять арка, на которой крупными буквами на шестнадцати языках будет написано «МУЗЕЙ».
– Это не просто видение, – сказал Элиав, – и наша забота – сделать так, чтобы это не стало реальностью.
В субботу пришла телеграмма из Стокгольма. Трое взволнованных археологов собрались в здании с аркадами, чтобы узнать новости, которые подведут итог – имеют ли решающее значение кости, захороненные на XIX уровне, или нет. Шведские ученые сообщили:
«ВАШ ОБРАЗЕЦ ДЕВЯТНАДЦАТЬ ТОЧКА ПОВТОРНЫЙ АНАЛИЗ ДАЛ РЕЗУЛЬТАТ ШЕСТЬДЕСЯТ ВОСЕМЬ ТЫСЯЧ ЛЕТ ДО НАШЕЙ ЭРЫ ПЛЮС МИНУС ТРИ ТЫСЯЧИ ТОЧКА ПОТРЯСАЮЩЕ».
– Я обзавелся тут работой на следующие пятнадцать лет, – развеселился Табари. – Плюс-минус пять.
– Как нам повезло! – признал Кюллинан. – Из всех возможных холмов мы выбрали самый лучший!
Элиав, как всегда практичный, напомнил друзьям:
– Но раскопать этот солидный слой брекчии стоит денег. – Они оторвались от телеграммы, и Элиав ясно дал понять, что израильское правительство средств выделить не может, какой бы многообещающей ни была находка. После того как археологи обсудили различные варианты действий, Табари мрачно сказал:
– Ну что ж, осталось лишь произнести это мерзкое слово.
– Зодман?
– Правильно.
– Я никогда не буду просить денег у Зодмана и Веред, – запротестовал Кюллинан.
– Мой дядя Махмуд, – неторопливо сказал Табари, – как-то выманил деньги на раскопки у главного раввина Иерусалима, у католического епископа в Дамаске, у мусульманского имама в Каире и у баптистского президента колледжа Роберта в Истанбуле. Он руководствовался правилом: «Если тебе нужны деньги, считай, что стыд еще не появился на свет». Я пошлю Зодману телеграмму, которая разорвет ему сердце. – И он начал играть на воображаемой скрипке.