Троцкого-то Клюев читал, и Ваську Князева и слушал, и читал потом… И уж наверняка в «Последних новостях» попалась ему на глаза статья Георгия Устинова «Литературный разброд». Того самого Устинова, который буквально облизал во все места Троцкого в брошюре «Трибун революции». И «джентельмен», и «пламенная карающая десница», и «горьковский Данко», и «экстракт организованной воли»… Вот как надо уметь — куда там самому Демьяну, что «с книжной выручки… подавился кумачным хи-хи», как написал Клюев в «Воздушном корабле» и напечатал в «Песнослове». В «Ленине» же это стихотворение было изменено до неузнаваемости по требованию Ионова, и всякое упоминание о Демьяне пришлось выбросить.
А здесь Устинов в выражениях тем более не стеснялся:
«Психо-бандитизм, основание которому положил интереснейший, но пропащий поэт Сергей Есенин, идёт развёрнутой цепью по всей линии… Сергей Клычков, Николай Клюев, Пётр Орешин, А. Ширяевец и другие „крестьянские“ поэты принесли из своих деревень психику деревенского „хозяина“, анархиста и „самоеда“, которому свой забор дороже всех наук, философий и революций. И это они знают, как знает прокажённый, что он болен и что его не может излечить ничто…
Те, которые идут сейчас в литературном разброде, будут идти мимо жизни до тех пор, пока не воспримут новой материалистической культуры. Они попадут между жерновов, будут стёрты, прах их развеется по ветру, и о них не будет помнить даже последующее подрастающее поколение…»
Клюев уже давно не питал никаких иллюзий, и здесь отдавал себе полный отчёт в том, что время необратимо изменилось и эпоха «Львиного хлеба» — эпоха горячей открытой полемики, очевидного для всех утверждения своих ценностей, антикиплинговской антиномии «Восток-Запад», борьбы живого слова с мёртвым, бумажным — проходит, если уже не прошла совсем. Что-то надорвалось в нём — и нужно было время, чтобы заново собрать себя и определить свой дальнейший путь.
Наступил период его поэтического молчания — единственный за всю творческую жизнь. Почти З года — с последних месяцев своей жизни в Вытегре он не мог написать ни единой стихотворной строки.
Одновременно с «Ржаными» князевскими «апостолами» вышла, наконец, книжка «Ленин», давно поэтом пережитая. Стихи «ленинского цикла» из «Пес-нослова» он соединил в ней с отдельными стихотворениями «Львиного хлеба» и некоторыми, ещё более ранними. Там же впервые было напечатано стихотворение двухлетней давности, где в предпоследний раз вождь появился в клюевских стихах — уже в траурном ореоле.