— А мы такое придумали!.. Только об этом пока нельзя говорить.
И на меня посматривает. Ждёт, когда я печалиться перестану.
А я делаю вид, будто и не слышу её. Сижу, книгу читаю, словно и нет мне никакого дела до того, что они там задумали.
А Аннушка всё не унимается:
— Вот будет здорово, если мы сделаем то, что задумали!
Только это секрет, очень-очень важный секрет.
Нет, всё же некрасиво она поступает, нехорошо. Одно дело — держать свой язык за зубами, и совсем уж распоследнее дело — похваляться не своими секретами… Надо бы её отучить от этого.
А Аннушке совсем уж невмоготу стало. Она оглянулась на дверь и прошептала:
— Хочешь, я тебе расскажу секрет по секрету? — и снова на дверь оглянулась. — Только одному тебе. И на ушко.
Я немного помедлил, чтобы она не подумала, будто мне очень хочется узнать о её секрете, и наконец согласился:
— Ну ладно, рассказывай, — и быстрее подставил ухо. Но в самую последнюю минуту Аннушка всё-таки сдержалась. Отбежала к дверям и оттуда сказала:
Села муха на варенье,
Вот и всё стихотворенье.
Нет, никаких секретов я тебе, Володя, не выдам, нельзя! Сам догадайся, о чём говорится в этом стихотворении!
Ничего я ей не ответил. Поднялся и молча ушёл к себе.
Даже дверь на ключ закрыл. Хотя про себя и похвалил Аннушку за её выдержку. А в комнате уселся и начал думать о том, как бы наказать её за то, что похваляется своим секретом. Вот у меня самого, например, их на целый класс наберётся, и то я этим не хвастаюсь…
Утром мы с Наташей уходили из дому.
— Вы куда это собрались? — крикнула нам вдогонку Аннушка.
Она в это время причесывалась перед зеркалом. Рядом стоял Коля, торопил ее — они опаздывали в школу.
— Ты, Аннушка, хочешь знать, куда мы уходим, да? — спросил я.
Так печально спросил, что даже самому себя стало жалко.
Аннушка кивнула головой. Даже причёсываться перестала.
— Так вот, знай: у вас свои секреты, а у нас с Наташей — свои.
Вот какое наказание я придумал! Мы гордо повернулись и ушли.
Наверное, таких камышей, как возле нашей деревни, больше не найти. Они начинаются сразу же за старым лесом, в котором издавна растут огромные дуплистые деревья. Деревья старые-престарые! и такие толстые, что даже трое взрослых, взявшись за руки, не смогут их обнять. И все эти деревья, как сказал мне когда-то лесничий, внимательно охраняются. Даже ветку нельзя срубить без специального разрешения. Да и с разрешения никто этого не сможет сделать — так высоко поднялись над лесом эти деревья. Под ними прохладно и простор но, как в огромном зале. Всё видно вокруг, кроме неба.