Не выдержал кто-то из охранников на стене — раздался выстрел.
— Не стрелять!!! — заверещали динамики голосом Сафонова. Было понятно, что он испугался, как бы не попали в его сына. Но и без этого было ясно, что стрелять глупо, — раздавленному охотнику уже ничто не могло помочь, а обозленные варвары могли прикончить обоих оставшихся в живых пленных.
Тут же зазвучал и грозный рык Ярчука, который тоже, оказывается, прибыл на центральный пост:
— Поставлю к стенке любого, кто сделает хоть один выстрел!
Нанас же, даже если бы ему приказали сейчас стрелять, не смог бы этого сделать, — он буквально оцепенел, не в силах отвести взгляд от несчастного охотника, точнее, от того, что осталось от бедняги. Белый змей пожирал свою жертву настолько стремительно, будто та состояла не из костей и мяса, а была выпечена из теста. Даже снег под сосной почти не испачкался кровью — казалось, чудовище высасывало ее раньше, чем она успевала пролиться на землю. Наверное, так и было на самом деле.
Когда белая тварь, потяжелевшая, насытившаяся, ставшая вялой и малоподвижной, медленно поползла от места своего кровавого пиршества, четверка дикарей вновь набросила на нее веревки и выжидательно замерла.
Предводительница варваров крикнула, повернувшись к защитникам города:
— Ну что, мэр, теперь тебе легче выбирать?
— Не делай этого больше, Шека! — с явно прозвучавшей в голосе мольбой откликнулся Сафонов.
— Не буду, мэр! Этого я делать не буду, змей сыт. — Шека плеснула ладонью державшим чудище варварам, и те с натугой поволокли тварь в лес. — Но тебе, я вижу, все равно трудно выбрать. Я помогу еще…
Дикарка резво выхватила из-за пояса топор и, широко размахнувшись, вонзила его блеснувшее на солнце лезвие в шею одного из охотников.
Сафонов вскрикнул прямо в микрофон — видимо, ему показалось, что удар принял его сын, — и этот усиленный динамиками звук заглушил крик несчастного, если, конечно, тот вообще успел закричать.
Голова второй жертвы — это был все-таки не Игнат — неестественно запрокинулась, из страшной открытой раны фонтаном хлынула кровь, забрызгав стоявшего рядом сына мэра и саму Шеку. Дикарка еще раз взмахнула ставшим алым топором, довершая начатое. Теперь уже окончательно обезглавленное тело, постояв еще несколько мгновений, медленно повалилось вперед, словно срубленное дерево.
Предводительница дикарей вытерла оружие о куртку убитого и вернула его за пояс. Потом с видимым удовольствием размазала по лицу брызги крови и вновь обратилась к Сафонову:
— Теперь выбирать легко — и мне и тебе. Но я уже не хочу меняться. Можешь убить моего воина.