Глава
1. Воскресенье.
Проснувшись
в серых предрассветных
сумерках, я
заворочался,
не желая сразу
вставать и
пытаясь устроиться
поудобнее. И
тут у меня
шевельнулись
- пока еще почти
неосознанно
- первые сомнения.
Матрас подо
мной какой-то
не такой... Неудобный,
комковатый
какой-то... Как
будто не мой,
в общем.
Обычные
для просыпающегося
человека побуждения:
проморгаться
в неясном свете
начинающегося
утра и первым
делом бросить
взгляд на часы
на прикроватной
тумбочке. Но
моего привычного
электронного
будильника
почему-то на
месте не оказалось.
Вместо него
на тумбочке
(что за дела -
и тумбочка
чужая!) лежали
довольно крупные
часы, которые
впору носить
в жилетном
кармане. Но
продетый сквозь
проушины потертый
кожаный ремешок
намекал на то,
что их носят
как наручные.
Я взял часы в
руку. Karl Moser - гласила
каллиграфическая
надпись на
циферблате
явно антикварного
устройства
для измерения
времени.
Машинально
обратив внимание
на время - 7 часов
36 минут, я благодушно
принял всплывшую
откуда-то из
глубин подсознания
мысль - "Хорошо,
что сегодня
воскресенье
и в наркомат
идти не надо".
Но тут же меня
обожгла другая,
резкая, тревожная
- "Какой, к хренам,
наркомат?! Какое
воскресенье?!
Сегодня среда,
и у меня с утра
доклад на научном
семинаре в
университете!".
Но,
протерев глаза
и покрутив
головой, я на
какое-то время
вообще потерял
способность
рождать какие
бы то ни было
мысли - из меня
фонтанировали
одни эмоции.
Затем эмоции
стали разбавляться
беспорядочными,
но энергичными
междометиями.
Да,
первые ощущения,
посетившие
меня при пробуждении,
оказались
отнюдь не бредом.
То, на чем я лежал,
было высокой
кроватью или,
скорее, топчаном
без спинок.
Подушка не
сваливалась,
потому что
упиралась в
стену с вытертой
декоративной
штукатуркой.
Большой будильник
в круглом
металлическом
корпусе громко
и размеренно
тикал, стоя на
подоконнике.
На тумбочке
у кровати, рядом
с мозеровскими
часами, стоял
граненый стакан,
наполовину
наполненный
водой. Рядом
с прикроватной
тумбочкой, на
грубо сколоченной
табуретке
лежала аккуратно
сложенная
стопка какой-то
одежды. Над
окном красовался
массивный
деревянный
резной карниз,
но штор не было
- их заменяли
ситцевые занавески
на обычном
шпагате, натянутом
на гвоздики,
вбитые в оконную
раму.
Мой
взгляд метнулся
вверх. Потолки
высокие, очень
высокие. Под
потолком - пыльная
люстра на три
плафона, у одного
из которых
отколот приличный
кусок, а едва
ли не трети
хрустальных
подвесок не
хватает. Над
люстрой - лепная
розетка, и по
краям потолочного
пространства
тоже идет какая-то
лепнина. Ладно,
чего мне пялиться
на потолок.
Опустив голову,
я увидел у окна
круглый стол,
у стола - три
неплохих венских
стула (надо же,
название вспомнил!),
два из которых
явно составляли
с этим столом
некогда единый
гарнитур, а
третий пришел
откуда-то со
стороны, хотя
и не очень выбивался
из общего стиля.