Мы встретились, когда мне едва исполнилось девятнадцать. Он научил меня профессии журналиста, он дал мне возможность поверить в себя, найти собственный язык и стиль. Он правил мои статьи, а я изучала каждую правку — почему так… Как надо?.. Как будто искала ответ в задаче со множественными неизвестными…
Он был рядом, когда меня бросил любимый мужчина. Бросил с ребенком в животе. Саша встречал меня из роддома, когда родился мой сын, — вместо отца и мужа. Он помогал мне заработать хоть какие-то деньги, когда мне нечем было кормить свою маленькую семью. И при этом мы не спали с ним. Платоническая любовь…
Он писал мне стихи. Очень нежные и грустные…
Под громкие скрипы кровати, В краю, где поют соловьи, Я буду министром Печати, Ты будешь — министром Любви.
Но сгинет идиллия быстро, Быстрей, чем желтеет печать, И кто-то другого министра Поставит твой сон охранять.
И в час, когда жизнь измочалит Мечты и надежды мои, Я буду министром Печали, Ты будешь министром Любви…
Ты будешь при гимнах и флагах, При птицах, слетевших на юг, И как-нибудь роясь в бумагах, Найдешь писанину мою.
И глядя на строки поэта, Как небо на листья глядит, Ты скажешь: «Кончается лето, Как время, однако, летит».
Грустная это была любовь — поэт и молоденькая журналистка, которой только-только открывался большой мир необычайных возможностей. Но, несмотря ни на что, он все время участвовал в моей жизни или хотя бы был в курсе моих злоключений…
Да, и еще один — Димка Кнуров. Тоже мой бывший босс. У него я училась по профессии «политтехнолог» — митинги проводить, забастовки в аэропортах и прочие массовые мероприятия. Он учил меня писать депутатские запросы и публичные речи, допускать в правильном месте нецензурное словцо и заставлять толпу обращаться к поиску великой национальной идеи. Я быстро натаскалась составлять тексты, которые могли пробирать аудиторию до костей, и сама готова была рыдать, когда вытаскивала из принтера горячую отпечатанную листовку.
С ним мы гоняли по ночной Москве, пили «напалм», мешая самбуку и абсент, думали о смысле и бессмысленности бытия, танцевали под экстази, обсуждали несбыточные мечты и хоронили любовь. Его — к какой-нибудь очередной южноафриканской фотомодели, или мою — к очередному подонку распространенного в средней полосе славянского типа.
Мы не спали с ним, хотя провели много ночей напролет вдвоем. Мы пили виски, курили, обсуждали его очередной любовный нокаут и мою отправленную в шредер страсть… И опять пили виски со льдом.
У нас был общий друг Кир. Или Кирилл. Известнейший журналист Кирилл Дамаданов. Когда мы собирались втроем, мы входили в резонанс со всей Вселенной, вернее, с самыми разрушительными ее силами.