– Не время спорить! Мы должны быть вместе, потому что вся деревня объединились против нас.
Пицци фыркнул:
– Если бы комиссар был немного поэнергичней, мы бы живо навели здесь порядок, верно, Барбьери?
– Еще как!
Марио решил не тратить слов попусту.
– Кстати, где комиссар?
– Он пошел погулять, – ответил Барбьери.
– Гулять! А как же наши дела?
Полицейский смутился. Он почесал голову, прежде чем согласиться:
– Признаюсь, я его тоже не понимаю.
– Не будем его ждать. Я попросил Виргилия, Бергасси и Венацца прийти ко мне сюда. Мы сами обыщем все дома, чердаки и подвалы, и я могу поспорить, что очень скоро мы отыщем и колеса и дона Лючано. Начнем со школы, а оттуда двинем по направлению к дому вдовы Криппа. Привет, Бруна, что тебе надо? Я занят. А где твой муженек?
– Он и послал меня к тебе, Марио.
– Зачем?
– Сказать, что болен и что не надо на него рассчитывать, по крайней мере сегодня утром.
– В самом деле? И чем же он болен?
– У него лихорадка.
– Какая именно лихорадка?
– Ну… просто лихорадка.
– Скажи ему, что он дорого заплатит за то, что смеется надо мной в такой момент!
– Но он не смеется над тобой!
– Он не болен! Он меня предал! Он перешел на сторону противника, и, по правде говоря, меня это не слишком удивляет. Я никогда не доверял твоему Витторио, потому что нет на свете большего лицемера, чем он!
Бруна думала почти то же самое о своем муже, но она не смогла стерпеть оскорбления от постороннего человека:
– Во всяком случае, он никогда не станет таким лицемером, как ты!
– Вы оба приползете на коленях просить у меня прощения!
– Я на коленях перед тобой? Да ты бредишь, Марио!
– Именно на коленях! Я тебе еще кое-что скажу. Не удивлюсь, если труп дона Лючано окажется именно у вас.
Она на мгновение остановилась, не зная, что сказать, до того абсурдным ей казалось это обвинение.
– Какого черта? Что я буду делать с этим проклятым покойником? Но если уж ты заговорил в таком тоне, Марио, я скажу, что я почти уверена в том, что это ты его убил!
– Я убил моего лучшего друга? Единственного фашиста во всей округе?
– Ты говоришь о фашизме, но почему-то молчишь о деньгах, которые ты ему задолжал, а?
Нанеся этот удар, она развернулась и пошла прочь. Полицейские заинтересованно разглядывали Веничьо. Он заметил это:
– Вы же не станете верить этой ненормальной?
Они не ответили, но их молчание красноречиво показало, что слова Бруны не остались без внимания. Пицци радостно предположил:
– Может, мы с самого начала ошибались, думая, что дона Лючано прикончили из-за политики?
Барбьери в глубоком раздумье почесал подбородок: