— Ну и как он?
— Какая вам разница, каков Роджер! — раздраженно воскликнула Розалин.
— Роджер? — изобразил удивление Скотт. — Так его зовут Роджер?
— Да.
— Как же вы ухитряетесь поддерживать отношения, если работаете с утра до ночи?
Скотт понимал, что ведет себя, как собака, вцепившаяся в кость, но был уже не в силах остановиться. Мысль об интимной жизни доктора Розалин Паркер была слишком интригующей, чтобы бросить ее.
— О, у нас прекрасные отношения, — парировала она. — И я не обязана перед вами отчитываться!
Глаза ее сверкали от негодования, и Скотт почувствовал себя так, словно завороженно смотрит на зеленое пламя.
— Прекрасные отношения… — Он привалился к двери, так что любая надежда открыть ее и выскользнуть наружу стала нереальной. — Довольно странное определение для бурного романа, не правда ли? — Розалин не ответила, и Скотт продолжил так же задумчиво: — А может быть, он и не бурный? Может быть, это удобная связь, вроде хорошо разношенных туфель? Роджер тоже врач?
— Не соблаговолите ли убраться от двери? Я бы хотела выйти.
Но он не обратил внимания на ее слова.
— А раз вы не можете часто встречаться — значит, и нет никакого захватывающего романа, который удерживал бы вас в Лондоне, — подвел итог своих рассуждений Скотт.
— Мне наплевать, что вы считаете! — воскликнула Розалин, вне себя от раздражения.
— Он мог бы приехать сюда с вами, — как ни в чем не бывало гнул свое Скотт.
— Нет, не мог!
Они смотрели друг на друга как непримиримые враги, и впервые на своей памяти Скотт ощутил, что ему не хватает слов. Он был не прочь продолжить допрос с пристрастием, но понимал, что рискует показаться чрезмерно любопытным. Более того, он вообще не понимал, зачем завел этот разговор. Какое ему дело до того, что представляет собой этот Роджер?
Скотт почти возненавидел Розалин за то, что она пробудила его любопытство. С трудом он заставил себя примирительно улыбнуться.
— Подумайте о своем отце.
— Ладно, — вздохнула она. — Я прикину, что можно сделать для того, чтобы остаться здесь на некоторое время.
— Прекрасно. — Скотт отошел от двери. — А теперь признайтесь: неужели вам не стало лучше от того, что вы повели себя просто по-человечески?
Розалин ничего не ответила и вышла из комнаты. Разозленный и недовольный собой Скотт посмотрел ей вслед. Ребекка тоже порой вызывала в нем злость, но это была злость иного сорта. Злость на нее — за неспособность идти на уступки, злость на себя — за то, что не заметил эту черту ее характера раньше. Но он умел справляться со своими эмоциями, подавлять их. Сейчас же все было иначе, и это выбивало Скотта из колеи.