Наталья Гринберг эмигрировала в Германию и стала профессором математики в Университете Карлсруэ. Ее сын Дарий Гринберг трижды выступал в 2004—2006 годах в составе немецкой сборной на Международной математической олимпиаде, взяв дважды серебро и один раз — золото. После того как Наталья, участвовавшая в судействе, узнала о "золоте" сына, она поздравила его и его команду на математическом интернет-форуме. Ее запись заканчивалась так: "Бывший номер один советской сборной 1981 года Наталья Гринберг, которую в последнюю минуту лишили возможности представлять любимую страну на Международной математической олимпиаде в Вашингтоне". За четверть века боль и обида за то, что ей отказали в награде, ради которой она трудилась почти все детство и юность, не утихли.
Перельману, как всегда, повезло, и он, как всегда, не понимал этого. После того как советская математическая сборная заняла в Вашингтоне девятое место, СССР нужно было повысить свой статус. Математическая олимпиада 1982 года должна была пройти в Будапеште — столице Венгрии, входившей в Варшавский договор. С точки зрения советских руководителей это было более тихое и безопасное место, чем Вашингтон. В то же время советские школьники будут контактировать с иностранными, в том числе американскими.
Процедура Международной математической олимпиады такова, что конкурсанты находятся без присмотра взрослых. Поскольку тренеры вовлечены в процесс судейства, их контакты со сборными сведены к минимуму. Живут они тоже отдельно. Для того чтобы убедиться, что представители Страны
Советов будут вести себя так, как требуется, юношей регулярно подвергали идеологической обработке министерские чиновники. Взрослым тоже пришлось убеждать дюжину функционеров в благонадежности своих подопечных. И все-таки риск, по мнению чиновников, был огромен. Четырьмя годами ранее Международную математическую олимпиаду принимала социалистическая Румыния. СССР в ней не участвовал: по слухам, оттого, что все без исключения члены команды оказались бы евреями.
Чтобы выехать за пределы СССР, советский гражданин должен был получить загранпаспорт (предполагалось, что обычному человеку он ни к чему) и выездную визу. Для этого нужно было пройти проверку у местных чиновников, в ОВИРе и КГБ. Чтобы представлять СССР за границей, человеку нужно было заручиться согласием парткомов вплоть до союзного уровня. И на любом уровне документы любого человека наподобие Перельмана могли бессрочно застрять у любого излишне бдительного бюрократа.
"Абрамов и я заключили пакт, — вспоминал Рукшин. — Он работал над этим в Москве, я в Ленинграде, проталкивая его документы. Вы знаете, у многих моих учеников были влиятельные родители". Рукшин испробовал все. Он воспользовался знакомством с офицером КГБ, чьего ребенка он учил, и с двумя партийными функционерами: первый был отцом его одноклассника, второй — мужем одноклассницы. Тем временем Абрамов регулярно навещал московских чиновников, ведавших образованием, и просил их помочь с документами математической надежде СССР. Шестеро членов команды (из них двое запасных) провели июнь в Черноголовке. Невероятно — точнее, было бы невероятно, если бы они были обычными тинейджерами, — но они, будучи на месяц оставлены вместе, не подружились. Эти шестеро не испытывали потребности в общении. Они целыми днями занимались математикой, прерываясь только на то, чтобы сыграть в волейбол, побеседовать с навещавшими их светилами науки и принять дозу неизбежной идеологической накачки.