Конни спала в его постели, когда Ник возвратился в свою квартиру. Он уходил доложить послу о своем пребывании в горах и получил положенный нагоняй, сопровождаемый упреками, наставлениями и требованиями. От усталости он уже мало что соображал.
Что же касается Конни Хэннесси, то если ей казалось, что узкая полоска бюстгальтера и едва прикрывавшие ее прелести трусики были проявлением стыдливости, то она ошибалась. Он столько раз видел ее совершенно обнаженной в эти душные тропические ночи, что не почувствовал себя одураченным этим ее ложным прикрытием.
Шелк и Конни, простыни и Конни, висевший на ней мешком свитер и Конни, ничего на Конни. В любом виде она всегда возбуждала в нем желание. Ее дрожавшие руки, когда она целилась в него из кольта сорок пятого калибра, чуть не убили его. Неудивительно, что ей хочется поскорее отсюда уехать.
Он осторожно присел на краешек кровати, погладил ее волосы, наблюдая за тем, как ее грудь вздымается и опадает в мягком свете рассвета. Он долгое время водил за нос, что касалось его характера, весь мир. И себя в том числе. Конни раскусила его. Но не на этот раз. Она не знала, что он не намерен больше рисковать своей жизнью теперь, когда у него есть то, ради чего стоит жить. Она не знала, как заботливо будет он оберегать от неприятностей ее саму и ее отца, их детей, которые наверняка появятся на свет. И чтобы она ни делала, чтобы ни говорила, он всегда будет любить ее.
Он расстегнул ремень, поднялся с кровати и снял брюки. Его ботинки полетели на пол, за ними последовали носки, и через минуту он уже лежал рядом с нею и вдыхал запах ее волос, целуя ее соленые от высохших слез щеки.
Она проснулась, когда его губы нашли ее губы. Ее язык скользнул в его рот. То был поцелуй, вместивший в себя душные тропические ночи, теплые лагуны, шум морского прибоя, аромат цветов, поцелуй, живой, как сама жизнь, поцелуй, заставляющий человека ощутить всю полноту и радость бытия.
Они не говорили слов. Слова были им не нужны. Ник обнял ее. Его стройное упругое тело прижало к себе ее мягкое и податливое. Ее ноги сами обвили его, и она выгнула спину, обхватив руками его шею.
— Тише, — прошептал он, почувствовав конвульсивный трепет в ее горле и еле сдерживаемое рыдание. — Только не плачь!
— Я так люблю тебя, Ник, но мы не можем…
— Можем!
Он мог войти в нее. Он уже знал по тому, как она выдыхала его имя, что она готова принять его. Он знал это и по тому, что его член, касавшийся ее естества, стал влажным. Эмоции и ощущения захлестывали их обоих.