Жожо потянулся и посмотрел на часы. Генерал сказал — в половине двенадцатого, когда уличные пробки станут плотнее цемента. Еще два часа. Он сел на пол, прислонившись к стене. Некоторые дремали, остальные уставились в потолок. Разговоры и шутки иссякли. Кончился адреналин. Всеми овладело состояние нетерпеливого ожидания. Грызли червячки сомнения. Все ли получится с дверью? Окажутся ли велосипеды на месте? Нет ничего хуже, чем ждать.
Генерал оставил попытки еще утром. Матильда отказалась вставать, ехать, как обычно, к сестре в Оранж, даже разговаривать. Лучше пересидеть в сарае, подальше от ее молчаливого укора. Он потрепал ее по плечу и, чувствуя, как она резко отстранилась, решил уехать не попрощавшись.
Несколько минут, дергая усы, сидел в машине. Услышав работающий мотор, она, должно быть, подумает, что теперь увидит его в тюремной комнате свиданий. Сверкающий на солнце белый гравий автостоянки слепил глаза, и Генерал подумал о столике в тени и очень холодном пиве. Матильда, как и раньше, не пропадет. Повернув ключ зажигания, он поглядел на часы. Теперь недолго.
Двум цыганятам ничто не светило. Обычно в базарный день удавалось стянуть сумочку или фотоаппарат, оставленные на столике кафе или на прилавке отвернувшимся на несколько секунд владельцем. Но сегодня туристы не выпускали из рук свои вещички. К тому же многие теперь носили на поясе эти большие сумки. Туг уж без ножа не обойтись. Зарабатывать на жизнь нечестным путем становится все труднее и труднее.
Цыганята брели позади банка, пробуя дверцы стоящих машин, когда увидели аккуратно расставленные вдоль ограды велосипеды. Такие дорогие велосипеды, да еще в хорошем состоянии, будет легко продать. Даже старый жулик в Кавайоне, который за бесценок брал у них фотоаппараты, не откажется от пары гоночных машин. Пацаны украдкой подошли поближе, чтобы получше разглядеть толстую цепь и замок. Замок большой, но несложный. Отец научил их обращаться с замками. Чтобы не упустить счастливый случай, они побежали искать отца, торговавшего на другом конце рынка украденными ночью живыми курами. У него в кармане была маленькая штуковина, открывавшая все, что угодно.
— О’кей, — объявил Жожо, — пора.
На столе разложили семь кучек. До отказа набили большие глубокие карманы маек, распихали по шортам крупные купюры, так что на ногах внезапно вздулись богатырские мышцы. Фернан, в последний раз тщательно обтерев кувалду и другие инструменты, швырнул их в дыру на полу. Внизу раздался всплеск. Старую одежду прикрепили клейкой лентой к двери поверх зарядов, чтобы ее уничтожило взрывом.