Бабушка все понимает. Говорит ему:
— Не гуркоти. Накормлю...
Мурзук понимает, что добился своего, и перестает гуркотать.
Блюдце его в углу в коридоре. Бабушка кладет Мурзуку завтрак.
Тогда Мурзук смело выходит из-за скалы — теперь не прогонят — и шагает к блюдцу.
А бабушка уже во дворе. Потому что прибежал пес Эрик и тоже начал подавать голос, гуркотать.
Бабушка кладет и ему в чашку завтрак. Эрик доволен. Затихает. Слышно, как ест.
Бабушка успевает всех покормить, и, пожалуйста, идите потом каждый куда хочет. Кто копать пещеру, кто на крышу, кто в холодок под конуру.
И только неизвестно, где и когда бабушка сама успевает поесть.
* * *
С обеденного стола убрана клеенка. На столе стоит стул. На стуле — бабушка. Рядом с ней ведро с известкой. В руках щетка из травы.
Бабушка белит потолки.
Уговорить ее, что потолки чистые и белить их не надо, — пустая трата слов.
Бабушка вежливо послушает всех, кто ее уговаривает, даже кивнет головой — да, потолки еще свежие, и, конечно, в ее возрасте лишний раз белить их трудновато, — но все равно поступит по-своему.
Разведет известку, распарит щетку, чтобы сделалась мягкой, снимет со стола клеенку, поставит стул и приступит к работе.
В окна дует ветерок. Потолки подсыхают быстро.
И когда придет с завода Борис, вернется от знакомых дед, где он с утра играл в домино, перелезет через забор из Ватиного двора в свой двор Минька, — потолки совсем высохнут.
И никто вообще не заметит, что бабушка в комнатах белила. Привыкли — всегда чисто.
А бабушка и не обижается. Не заметили, и не надо. Она это делает не для показа, а для себя.
* * *
Солнечный день. Но бабушка придирчиво оглядывает небо — не запряталась ли где-нибудь хмара? Не случится ли дождь или ветер? Кажется, нигде хмары нет.
Тогда бабушка расстилает на земле простыню. Придавливает ее камушками, чтобы не заворачивалась.
Выносит подушки без наволочек. Подпарывает наперники и высыпает пух на простыню.
За зиму, по мнению бабушки, он в подушках слежался, отсырел. Пух возвышается на простыне горкой.
Бабушка садится на маленькую скамеечку, начинает его перебирать.
Пух греется на солнце, свежеет. Бабушка занимается им, а сама поглядывает на небо.
Подкрадываются к бабушке птицы, воруют пух. Особенно нахальных бабушка гоняет: машет на них концом передника.
— Я вам, жулики-бастрюки!
А жулики-бастрюки знай свое — тянут пух.
К вечеру бабушка вновь зашьет его в наперники, наденет наволочки. Подушки готовы.
Внесет их в дом. Но, прежде чем разложить по кроватям, каждую крепко подобьет с углов, чтобы пух вспенился и подушка застыла в тугом изгибе. Горячая, с запахом солнца.