– Александр Дмитриевич, вы пользуетесь кантаридами?
Тот почти с вызовом вскинул голову:
– Это вас государыня попросила поговорить?
Тон фаворита все объяснил Роджерсону, сколько он их, таких глупых, повидал на своем веку! В Петербурге лечил весь двор, знал великое множество секретов, в том числе и со шпанскими мушками, но понимание, что фаворит государыни применял средство в обход его, было неприятным.
– Нет, конечно. Она не подозревает, считая вас весьма способным любовником. Покажите-ка мне вашу шею.
На шее Ланского появился некрасивый, почти черный прыщик. Это не понравилось Роджерсону.
– Так, пустяк, не стоит внимания. Я стараюсь не крутить шеей, чтобы не натереть сильнее. Пройдет.
И снова именно поспешность и многословность отказа объяснили опытному Роджерсону, что прыщ велик и сидит давно. Очень плохой знак, Ланской применял кантариды явно давно и в больших количествах.
– Это не пустяк, и вы можете рассказывать ваши сказки государыне, но не мне. Вы применяете шпанскую мушку в больших количествах? Я не знаю, кто вам это посоветовал, но он убийца. Кантариды нельзя пить или клеить чаще двух раз в неделю!
Ланской усмехнулся: какие два раза в неделю, если уже без средства не обходится ни один день, вернее ночь! А чтобы не мучиться от боли в те часы, что не на ложе, приходилось пить еще что-то дурманящее. Этот дурман хорошо поднимал настроение и делал жизнь приятной, беда только, что его, как и шпанской мушки, требовалось все больше.
Заметив усмешку, Роджерсон стал строг:
– Вы немедленно расскажете мне, что вы такое пьете, и назовете имя врача, вас пользующего!
– Нет!
– Я вынужден буду рассказать обо всем государыне!
– Нет! Вы не имеете права делать этого. Это мое дело.
Роджерсон долго смотрел в его голубые глаза, потом вздохнул:
– Александр Дмитриевич, вы понимаете, что это гибельно для вас?
– Понимаю. Но пути назад уже нет. И прошу только об одном: не давайте эту гадость государыне, даже если она вас на коленях умолять станет.
– Вы погибнете. И это случится скоро.
Роджерсон ничего не сказал Екатерине, а для себя сделал выводы и вдруг перестал давать шпанскую мушку вообще всем при дворе. Конечно, столь жестокий отказ не мог не рассорить медика с придворными, те хоть и не потребляли мушку, как Ланской, беспрестанно, но без нее уже жизни не мыслили. К тому же в Петербург приехал еще один лекарь, на сей раз протеже Орлова – Вейкарт. Над головой Роджерсона стали сгущаться тучи, и он решил покинуть Петербург хотя бы на время. Главную роль сыграло понимание, что фавориту жить осталось недолго, убедить Екатерину, что это результат непомерного употребления кантарид, не удастся, она уверена, что в неуемной страсти повинен здоровый молодой организм любовника, и в случае его гибели вина ляжет на лекаря. Быть таковым мальчиком для битья Роджерсон не желал.