Екатерина не отходила от него ни на шаг, хотя доктора твердили, что это крайне опасно, ведь у больного дифтерит. Она не ела, почти не спала и не переодевалась. Даже почувствовав боль в горле, ничего не сказала врачам, чтобы не удалили от умиравшего возлюбленного.
Роджерсон, оглядев Ланского, пришел в неописуемый ужас, тело его было сплошь покрыто пластырями со шпанской мушкой! А в небольшом горшочке, спрятанном под кроватью, вообще обнаружил дурманящий порошок. Но больше всего врача ужаснул тот самый прыщ, который когда-то старательно прятал Ланской. Теперь он стал почти черным, а потом покраснел, это означало предсмертную агонию.
Екатерина требовала прописать «Джеймсовы порошки», от которых сама всегда отказывалась. Роджерсон возмутился:
– Какие порошки, он до утра не доживет!
С государыней случилась почти истерика:
– Нет! Он справится! У Сашеньки крепкий организм!
Ее с перепугу поддержал Соболевский:
– Да, у Александра Дмитриевича выступил пот, это признак того, что кризис прошел.
– Это предсмертный пот! – фыркнул Роджерсон. Вообще-то Соболевского хотелось попросту прибить, Роджерсон прекрасно понимал его роль в болезни Ланского.
Ночь прошла в страшных мучениях, Ланской задыхался, его шея стала совсем красной, не помогало уже ничто. На Екатерину, забывшую от отчаяния обо всем, было невозможно смотреть. Роджерсон втихомолку плакал, спрятавшись ото всех. Плакала и Мария Саввишна Перекусихина, и многие из тех, кто был в те дни в Царском… В комнату к больному никого не пускали, боясь заражения, только государыня пребывала там, невзирая ни на какие запреты, но все знали о состоянии любимца государыни, к Саше относились хорошо, если даже не любили, то уж не ненавидели – это точно, потому его внезапная и страшная болезнь стала ударом для обитателей Царского Села.
Рассвело, летом в Петербурге ночи очень короткие, и рассвет мало отличается от заката. Саша пережил ночь, в глазах Екатерины появилась робкая надежда, она прекрасно знала, что тяжелобольные обычно умирают по ночам. С первыми лучами солнца робкая надежда окрепла… Может, справится? Может, Соболевский прав и это был кризис, который Сашенька преодолел? Чуть попила водички, попыталась смочить пересохшие губы Ланского.
И вдруг дворцовые покои прорезал крик:
– Не-е-ет!!!
Ланской захрипел и вытянулся, перестав дышать окончательно…
– Нет! Нет, Саша, очнись! Сашенька! Открой глаза! – Екатерина держала его лицо обеими руками, уговаривала, потом принялась целовать, словно прикосновения ее губ могли разбудить умершего.
– Ваше Величество, нельзя, вы рискуете. Ваше Величество…