И тут врачи и придворные, находившиеся в комнате, увидели совсем другую императрицу, она забыла обо всех своих титулах и регалиях, о троне, об императорском достоинстве. Любящая женщина осознала, что любимый умер. Екатерина прижалась лицом к его рукам, зарылась в складки одеяла и рубашки, вцепилась в умершего, запричитала в голос точно так, как это делают миллионы убитых горем женщин по всему миру, императрица выла, как воют простые деревенские бабы по своим мужьям, сыновьям, любимым:
– Зачем же ты уше-е-ел?! На кого же ты меня оставил?! Да зачем же ты меня осироти-и-ил…
Тело сотрясали рыдания, и ей было все равно, что подумают собравшиеся вокруг люди, как они к этому отнесутся, осудят ли. Она оплакивала такую сильную и такую короткую свою любовь.
Не осудили, ни у кого не повернулся язык ни сказать, ни написать хоть одно насмешливое слово. Настоящее горе и настоящая любовь заставляют замолчать даже самых отъявленных циников и завистников.
Несколько дней Екатерина сама была на грани жизни и смерти, металась в бреду, никого не узнавая и не желая никого видеть. Она лежала, зарывшись лицом в подушку, и ревела. Роджерсон опасался воспаления мозга от постоянных рыданий. Несколько раз предлагал пустить кровь, что было привычным для императрицы, от избытка дурной крови у нее сильно болела голова. Но Екатерина ничего не позволяла делать и всех от себя гнала.
Только через неделю, видно, выплакав весь запас слез, она, сильно ослабевшая, сумела подняться на ноги. Бродя по спальне, словно во сне, вдруг увидела начатое и незаконченное письмо Гримму. Глаза снова застлали слезы, Саша собирался и себе приписать про какие-то задумки для коллекции. Собирался, но не смог. И никогда уже больше не сможет… Саши нет… Нет ее друга, нет любви, она снова одна…
Капая слезами на бумагу, взялась за перо, вторая половина письма представляла разительный контраст с первой. Сначала была радость жизни, а потом мрак, отчаяние от жестокого удара судьбы…
Из этого состояния мрака Екатерину вывел Потемкин. Получив сообщение о смерти фаворита, он сразу оценил произошедшее и сколь возможно быстро примчался поддержать свою Катю… При всех недостатках Потемкин был весьма сентиментален и имел чуткое сердце, тем более дело касалось его дорогой Кати. Князь не стал утешать, прекрасно понимая, что никакое утешение невозможно, нет слов, которые могли бы смягчить горе от потери любимого человека. Григорий Александрович просто принялся… рыдать вместе с Екатериной. Даже если Потемкину не был дорог Ланской, ему была дорога Екатерина, а потому они несколько дней ревели в два голоса.