Внезапно она поняла еще одно: никто, тем более Конрой и мама, не должны догадаться, что она все понимает! Терпеть осталось совсем недолго, скоро ей восемнадцать, и она многим сможет распоряжаться сама. Сама… это такое сладкое слово. Нет, Виктория не мечтала о свободе в полном смысле слова. Она даже не представляла, что это такое, девушке в голову не приходило бунтовать против правил приличия или навязанного скромного поведения, оно стало уже ее собственным. Верно говорят, что привычка – вторая натура. Виктория с малых лет привыкла быть послушной и правильной, но необходимость абсолютно во всем подчиняться чужой воле и делать только то, что сказали старшие, быть под их неусыпным ежеминутным приглядом и контролем, даже мысленно сверяться с их требованиями… это очень тяжело.
Принцесса, которой вот-вот исполнится восемнадцать, не имела собственной комнаты, при том, что огромное количество их было занято непонятно кем и чем. Лецен по секрету сообщила Виктории, что это тоже возмутило короля, когда он приезжал в Кенсингтонский дворец, узнав, что при семнадцати самовольно занятых комнатах герцогиня не выделила отдельной своей дочери, Вильгельм вспыхнул как спичка и бросился вон. Он ничего не сказал по этому поводу герцогине Кентской, королева Аделаида объяснила, что это просто желание матери ежеминутно быть подле дочери и беспокойство за ее безопасность. Король возмутился:
– Какую безопасность?! В Кенсингтонский дворец и муха не пролетит без разрешения Конроя!
Но спорить не стал, он чувствовал себя слишком уставшим и бессильным, особенно после скандала на приеме по поводу собственного дня рождения.
Решение Виктории после долгих размышлений было твердым: она перетерпит, еще немного она перетерпит. Но как только станет самостоятельной, места для сэра Конроя в ее жизни не будет вообще!
И Конрою не удастся ее сломать, а чтобы ненавистный Джон Конрой ничего не заподозрил, она будет послушной и терпеливой. Она все выдержит, дождется своего часа и тогда… Что тогда, Виктория пока не понимала сама, но по поводу отсутствия Конроя не сомневалась.
Виктория приходила в себя долго, но молодой организм все же справился, пересилил болезнь.
После болезни она словно повзрослела сразу на несколько лет, стала не юной особой, едва выросшей из детских платьев, а взрослой девушкой.
Первым это почувствовал Конрой, он долго и внимательно вглядывался в лицо Виктории. Очень хотелось крикнуть в ответ, что она все слышала и все помнит, но принцесса понимала, что делать этого нельзя, и стойко молчала. Она выдержала пристальное разглядывание Конроя, лишь пожав плечами: