— В море я могу выйти дня через два-три.
— Как так через три дня? — возмутились в штабе. — Сейчас надо выходить, понимаете, сейчас!
Но осмотрительный и твердый в решениях, Ельтищев стоял на своем:
— Я должен ознакомиться с лодкой и с командой, иначе я буду там балластом. А на это нужно время. Два-три дня — реальный срок.
Переспорить его не могли, тем более что в своих доводах он был, может быть, и излишие осторожен, но по существу прав. «Щ-424» не входила в наш дивизион и конструктивно кое в чем отличалась от лодки, на которой плавал Ельтищев. И людей с нее он действительно не знал. От строптивого командира отступились. И несколько часов спустя он мог благодарить и свою судьбу и свою принципиальность, по поводу которой в штабе во время горячего спора было отпущено немало едких эпитетов.
Однако, забегая вперед, скажу, что в дальнейшем эта самая судьба обошлась с ним очень жестоко: через год, став уже командиром, он погиб…
После неудачи с Ельтищевым в штаб был вызван капитан-лейтенант Шуйский — другой командир из нашего дивизиона, имевший допуск к самостоятельному управлению кораблем. Но в отличие от своего коллеги он слыл веселым и покладистым скромнягой-парнем. Константин Матвеевич философски рассудил, что кто-то ведь должен выходить на лодке и что этим «кто-то» вполне может стать он, раз начальство так настаивает. И, собрав вещи, он отправился на «Щ-424».
Лодка вышла в море. Собственно, до моря она так и не дошла. У выхода из Кольского залива навстречу ей появился рыболовецкий траулер. Шуйский приказал подвернуть вправо, чтобы, как это положено, разойтись с ним левыми бортами. Но судно, вместо того чтобы тоже отвернуть вправо, стало ворочать влево, прижимая лодку к крутым, скалистым берегам. Слева надвигался стальной форштевень траулера. Справа громоздились острые темные скалы. Глубина у самого берега достигала двухсот метров, так что единственный в таком случае шанс избежать столкновения — выброситься на мель — исключался. Шуйский ничего не мог предпринять — это было выше человеческих сил.
Раздался удар, тяжелый металлический скрежет, и форштевень судна разворотил прочный корпус лодки в районе центрального тоста. Подводники попадали с ног. Лодка продержалась на поверхности не более сорока пяти секунд и навечно погрузилась в пучину. Спаслись лишь те, кто находились на мостике, — Шуйский, командир и военком лодки, вахтенный командир, сигнальщик и рулевой да еще успевший выскочить наверх во время столкновения старшина радистов.
Причина дикого маневрирования траулера и последовавшей за тем катастрофы была одна-единственная: на судне крепко «обмыли» хороший улов, и ни капитан, ни рулевой не ведали, что творят. Вина капитана, и только капитана, во всем происшедшем не вызывала сомнения. Каждому человеку с непредвзятым мнением было ясно, что он один и должен нести ответственность за столкновение и гибель лодки. Но то были годы, когда принципы социалистической законности часто подвергались весьма произвольному толкованию.