Со второго залпа сторожевик загорелся, как свечка. Тогда мы решили помочь транспорту, — он, бедняга, никак потонуть не может. Перенесли огонь на него. А тут около нас всплески начали подниматься — это береговая батарея вступила в бой. Принялись маневрировать, но стрельбу не прекращаем. После четвертого залпа транспорт приказал долго жить. И вдруг — чудо. Глазам своим не верю: стоит транспорт как ни в чем не бывало. Не померещилось ли мне, думаю, как он тонул? Пригляделся получше — а это, оказывается, второй транспорт, поменьше. Он за первым не виден был. Перенесли огонь на него.
Только он успел потонуть, смотрим, сторожевик пожар погасил. Снова по сторожевику пальбу открыли. Тут из-за мыса еще один корабль выскочил. Но как увидел, что его компаньону туго приходится, — развернулся и назад удирать. А на сторожевике опять пожар вспыхнул, больше прежнего, и он с дифферентом на корму быстренько потонул.
Пока мы корабли топили, мне показалось, что один снаряд с батареи нам в корму попал. Поэтому, как только кончили бой, продули главный балласт и пошли под дизелями в море.
— А как лодка вас атаковала? Виктор Николаевич, расскажите!
— Да что тут особенно интересного? — пожимает плечами Котельников. — Вышли мы из бухты, идем, вдруг Кириченко — он сигнальную вахту нес — кричит не своим голосом: «Торпеда слева сорок пять!» Вовремя доложил. Успели уклониться поворотом влево. Только уклонились, снова Кириченко увидел три следа торпед, но уже по корме. Пришлось дать «самый полный» обоими дизелями и повернуть вправо. Напряженный был момент. Если бы не Кириченко, не сидели б мы тут, за столом.
Потом немка подняла перископ и показала рубку. Снова сигнальщики не подвели, сразу заметили. Расчет сорокапятки успел открыть огонь. Лодка быстро погрузилась, а было в нее попадание или нет — сказать трудно. Вот и все. А когда пришли в район зарядки, установили, что корма у нас не повреждена. Неточно била немецкая батарея.
— А знаете, товарищ Котельников, что везли транспорты, которые вы потопили? — опрашивает Головко.
— Нет, товарищ командующий.
— Полушубки они везли для лапландской группировки. Тридцать тысяч полушубков. Сами немцы в газете плакались: русские, мол, воюют не по правилам, бесчеловечно. Горные егеря теперь простудиться могут.
Все дружно хохочут.
— Пусть егеря на морозе попляшут, — смеется Виктор Николаевич. — Мы их в гости не приглашали…
Так проходят торжественные обеды. На них вносятся и деловые предложения, берутся новые обязательства. И вся атмосфера согревает душу теплом, наполняет сердце гордостью за то, что вокруг тебя такие чудесные, верные друзья.