— Я в этом не виновата, правда?
— Нет, наверное, нет. Но какая сейчас разница, кто виноват.
А сколько раз он пытался! Всякий раз, бывая в Калифорнии, когда у него выкраивался свободный вечер — что случалось нечасто, — он приезжал к ним в надежде увидеться с дочкой, и всякий раз при встрече она расстраивалась, и, видя, как она расстраивается, он и сам расстраивался. Поэтому он перестал приезжать. Конечно, ко дню рождения и к Рождеству он присылал ей подарки, а иногда и открытки с изображением всяких экзотических мест. Но вот уже года три он ее не видел.
— Так на сколько?
— Ну, на пару месяцев.
— Нет, — сказала она. — Нет.
— О, Элейн, перестань! Она же и моя дочь.
— Сам перестань! Тебе не было до нее никакого дела все это время. И вдруг она стала такой необходимой!
— Я беспокоюсь о ней. И, если хочешь знать, я чувствую свою вину перед ней. Но прежде всего я за нее беспокоюсь. После ее побега я уже не могу тебе доверять.
— Я не нуждаюсь в твоем доверии.
— Ну хорошо — месяц.
— Нет и нет. С какой стати?
— Послушай, у меня тоже есть права на нее. У меня есть право проводить с ней две недели в году.
— В июле!
— Ну, будь же благоразумна!
— Ради тебя? Ха-ха!
Он прикрыл рукой трубку-микрофон.
— Сэм, — сказал он. — Я ничего не могу сделать. Что мне ей сказать?
— Дай-ка я, — сказал Сэм.
Мередит передал ему трубку.
— Алло, миссис Новотный? Говорит Сэмюэль Джеггерс. Вы меня помните?
— Да.
— Я видел, как мистер Хаусмен встретил в аэропорту Мерри, и уверяю вас, это была очень трогательная сцена, очень трогательная. Они были по-настоящему счастливы снова увидеться.
— Мне наплевать на то, что чувствует Мередит.
— Но она же ваша дочь!
— Мерри, а не Мередит.
— Простите, я не понял, о ком идет речь. Разрешите мне быть с вами предельно искренним.
— Извольте.
— Вы не согласились бы передать мистеру Хаусмену право на опеку? За компенсацию, разумеется.
— Что значит — за компенсацию?
— За деньги.
— За сколько?
— Какую бы сумму вы, миссис Новотный, посчитали справедливой? — спросил он. Тем временем он вытащил позолоченный карандашик из внутреннего кармана пиджака, написал «50 тысяч долл.» на листке бумаги, лежащем около телефонного аппарата, и поставил после суммы знак вопроса. Потом молча показал листок Мередиту. Мередит кивнул, согласившись.
— Минуту, — сказала Элейн.
Сэм снова прикрыл микрофон ладонью.
— Пошла советоваться с Новотным, — прошептал он.
— Какую сумму вы сами можете назвать? — спросила Элейн после недолгого совещания с мужем.
— Двадцать пять тысяч, — предложил Джеггерс.
— Удвойте эту сумму, — сказала Элейн после паузы, вызванной, несомненно, еще одним совещанием.