Хозяйка, видя интерес следователя, комментировать тем не менее ничего не собиралась. Интересно — смотри сам.
На другой фотографии они уже постарше — причем один — кудрявый, а второй — бритый наголо. И здесь, поглядев на следующую, уже цветную фотографию, видимо снятую относительно недавно, на которой Максим был один — в строгом двубортном костюме, с депутатским триколором на лацкане, Турецкий тут же вернулся к прежней фотографии. И вдруг отметил, что вот этого наголо бритого парня он определенно где- то видел. В том, что это — Максим, сомнений не оставалось, черты лица все-таки не очень изменились. Но во всем его облике присутствовало и нечто такое, что делало лицо именно с этого снимка непохожим на все остальные. Вот в чем секрет.
Сказать, что он забирает эту фотографию с собой, Турецкий не мог. Масленникова имела все основания послать ненужного ей гостя к черту. В конце концов, это она пошла навстречу следствию, согласившись принять у себя москвича, а никакого постановления прокуратуры на этот счет ей предъявлено не было. Вытаскивать из кармана фоторобот убийцы, составленный после посещения им клиники и дирекции театра, и сравнивать с фотоснимком было бы глупо. Но, едва выйдя к машине, Александр Борисович достал обе фотографии и внимательно посмотрел на лица, изображенные на них. Коркин — это понятно, фотография подлинная, из уголовного дела. А этот — лысый, бритый, черт его знает, просто очень похож на того, с фотографии у камина. И нельзя было исключить, что Максим, зная, как резко изменяет его лицо отсутствие привычных для окружающих волос на его голове, воспользовался именно этим обстоятельством.
Об этом он теперь и сказал Генриху. Тот ответил коротко:
— Достанем. И это будет свидетельствовать о том, что один из не опознанных еще у вас убийц есть Масленников, так?
— Вот именно. А мы проведем соответствующее опознание среди тех, кто видел его. Отдадим фотографию экспертам-криминалистам и, если наше предположение подтвердится, предъявим обвинение в убийствах. — И добавил без всякого перехода: — Но у меня почему-то сложилось впечатление, что его нет в Германии. И мать это прекрасно знает. И даже не огорчается по поводу суровых германских законов.
— Да, но мы ведь тоже собираемся его судить, — возразил Крафт.
— Я думаю, уж в этом-то вопросе мы с вами как-нибудь сумеем договориться, Генрих.
— Я тоже так думаю. Ну что ж, отсутствие ожидаемой информации тоже информация. А теперь давай мы займемся вашими убитыми соотечественниками. Мне уже звонили из криминальной полиции, где рассматриваются эти дела, и просили, когда ты освободишься, приехать к ним. Ты готов или сперва немного пообедаем?