Вот все это он и попытался объяснить девице, которая выглядела так, будто вдруг окунулась в наркотический кайф. Но при этом Нехорошев не мог избавиться от нарастающего смущения и отводил глаза от ее слишком раскованной позы в широком кресле, от вызывающе закинутых одна на другую ее потрясающих ног, обнаженных вплоть до узкой полоски золотистых трусиков, и вообще от какой-то откровенной, даже вызывающей, бесстыдности. Ведь черт-те что произошло, людей покрошили, кровищи напустили, как на скотобойне, а этой хоть бы хны! Испугана она, как же! Или это у нее просто реакция такая, поскольку известно, что артисты — не от мира сего? Но она же и сама должна испытывать боль: и голова перебинтована, и шея — словно в жестком воротнике, и на плече — тампон, крестообразно прилепленный пластырем.
Тяжко вздохнув, Нехорошев снова принялся за уговоры. И неожиданно увидел глаз балерины, скошенный на него, поскольку голова ее покоилась на спинке кресла неподвижно, ну да, больно же поворачивать туда- сюда. И во взгляде этом он не увидел ничего, кроме любопытства. Так, наверное, смотрят на непонятный предмет, неожиданно появившийся перед глазами. Любопытство и... еще что-то непонятное. Он продолжал по инерции убеждать, а она вдруг поманила его пальчиком.
Следователь придвинулся к ней вместе со стулом, на котором сидел. Она снова поманила, и, когда он наклонился, подумав, что, видимо, она что-то хочет сказать ему на ухо, балерина взяла его голову обеими руками и с силой потянула на себя. Он попытался отпрянуть и едва не упал ей на грудь. Да он, собственно, и упал, просто успел вовремя вытянуть перед собой руки и упереться в сиденье по бокам девицы, а оно тут же мягко ушло из-под рук. Вот он и уткнулся носом в ее живот. И замер на какое-то мгновение, не зная, как выйти из этой своей дурацкой, неудобной позы. А она хрипло засмеялась и ловким движением закинула свои ноги ему за спину и сильно стиснула с боков, будто поймав в капкан.
Он дернулся, но она не отпускала, а только приподняла его голову над собой и сказала с болезненной ухмылкой:
— Ну чего ты дрожишь? Боишься? В первый раз, что ли? Ну надо мне, прямо сейчас, вот тут, понимаешь? На-до! — повторила по слогам. — Иначе я просто с ума сойду...
Он заерзал, опираясь на согнутые локти и не решаясь положить ладони на ее обнаженные бедра.
— Только осторожнее, не здесь... перенеси меня на диван...
Она оказалась очень тяжелой. Приподнимая ее тело и стараясь делать это не резко, чтобы не доставить новую боль, он как-то посторонне подумал, что им там, тем мужикам в балете, наверняка хреново приходится — без конца поднимать баб у себя над головой. Но мысль эта мелькнула и тут же растворилась в дальнейших, уже малоосмысленных действиях.