Было уже восемь часов. Весь этот варварский гротеск занял у нас ровно час с четвертью. Я впервые в жизни почувствовал гордость, что я не аристократ и не обязан следовать их дурацким и кровавым законам. Чуть позже я сидел в апартаментах Жильдаса и Флоры, которая хлопотала возле своего раненого. Глаза ее покраснели после бессонной ночи, она разрывалась между пережитым ужасом и испытанным облегчением, беспокойством за Жильдаса и радостью, что ему попали в руку, а не в голову. Она порывисто меня обняла, не замечая удивления остальных обитателей замка, которые еще вчера смотрели на меня как на призрак, а нынче, увидев меня живым, наверное, решили, что я воскрес.
– Господи! Какое облегчение видеть вас обоих живыми… – нервно рассмеялась Флора, отведя меня в сторонку. – Что за ужасная ночь! Куда вы делись, когда мы снова пошли танцевать? Ведь этот ребенок… – она указала на распростертого на постели Жильдаса, – этот ребенок пожелал вернуться. Это в ночь перед дуэлью, представляете? – И она рассмеялась, как мать смеется над проделками своего сорванца: – Уверяю вас. Правда, Жильдас?
Жильдас закрыл глаза, не повернув головы.
– Он даже танцевал с той прекрасной незнакомкой, герцогиней де Мужье, о которой я раньше ничего не слышала.
– Несомненно, это д’Орти нарядил одну из своих девок в бальное платье, – сказал ворвавшийся в комнату Дуаллак, которому явно не терпелось обсудить свой лужок. – Это вполне в характере нашего хозяина!
– Уверена, что нет, – отозвалась Флора с тем инстинктивным великодушием, проявлявшемся у нее, даже когда она ревновала. – Уверена, что нет. В той женщине не было ничего вульгарного, хотя она и вела себя с мужчинами неосмотрительно. Было бы очень любопытно с ней познакомиться.
– Она уехала незадолго до рассвета, мадам, – прозвучал глухой, бесцветный голос.
Я как раз помогал врачу перевязывать Жильдаса. Обернувшись, я узнал Марту. Она была в привычной черной блузе, с гладко причесанными волосами и вид имела суровый. Я глядел на нее с удивлением, благодарностью, испугом и не знаю, как еще, но она не подняла глаз.
– Ваша незнакомка уехала, когда вернулись остальные, – сказала Флора, улыбнувшись Марте. – Деревенский бал, наверное, тоже был неплох, потому что некоторые вернулись далеко не сразу, – заметила она и, обратившись к Марте, добавила: – Да вы бы и не были нужны. Я все равно всю ночь и все утро провела в этом платье, которое буду теперь ненавидеть всю жизнь.
И она указала на синее тюлевое платье, все закапанное слезами.
Марта снова ничего не ответила, и Флора обернулась ко мне: