– Ей очень идет красный цвет. Я ей вчера одолжила свою индийскую шаль, чтобы она пользовалась успехом у деревенских кавалеров.
Она обернулась, так как в комнату с мрачным видом вошел д’Орти, которому, похоже, не стало легче оттого, что его нотариус и его друг Жильдас остались в живых.
– У нас есть повод для беспокойства, – заявил он. – Речь идет о смерти человека. Надо продумать версию и ее придерживаться. Надеюсь, вам известно, что дуэли запрещены. Как аристократам, так и всем остальным. У Шуазе дядюшка заседает в палате пэров.
– Но в конце концов, чтобы создавать версии, у нас есть Оноре, – запротестовал я. – Он же префект, черт возьми! Его чистосердечие ни у кого не вызовет сомнений. И Шуазе не тот человек, чтобы жаловаться на дуэль, которую сам затеял.
– Шуазе ни на что не жалуется, кроме смерти своего брата, – заметил д’Орти. – В связи с этим, Ломон, он велел передать вам, что видел, как вы закрыли глаза перед выстрелом, и он на вас не в обиде. Пулю его брата обнаружили в стволе дерева. Должно быть, он выстрелил, уже падая. И вы не стреляли раньше команды. Нет, Шуазе ничего не скажет или скажет то, что нужно. А вот Оноре больше ничего не скажет. Наш префект утром повесился на гумне. Там его и нашли.
Наступило такое глубокое и бесконечное молчание, что мне даже стало легче, когда Флора, тихо вскрикнув, пошатнулась и упала без чувств. Жильдас сел на постели, д’Орти принялся разъяснять обстоятельства дела, а комната понемногу начала заполняться людьми. Все говорили разное: кто-то утверждал, что видел Оноре очень поздно вечером, а кто-то даже видел, как он танцевал вальс с этой соблазнительной незнакомкой. Я вышел из комнаты и сделал Марте знак следовать за мной. Она вышла следом, с видом примерной и послушной горничной, но серые глаза в тени коридора горели дьявольским огнем.
– Ну что, мэтр Ломон, – сказала она своим низким голосом, – вы довольны, что остались живы?
– Да, – нехотя ответил я. – Благодарю тебя. Но ответь мне только на один вопрос. Когда я посмотрел на мертвого Норбера де Шуази, он улыбался. Он умер счастливым. Не ты ли мне сказала, что он импотент?
Мне было стыдно задавать такие вопросы в подобных обстоятельствах, стыдно, что я не подумал об Артемизе и Оноре, о мертвых и о живых, но этот вопрос не давал мне покоя с самого утра.
– Ну, – сказал я, – так был он импотентом или нет?
Марта внимательно на меня посмотрела и охотно ответила с услужливой улыбкой:
– Был, с самого детства.
– Но тогда… Но тогда почему он за тобой увивался?
– Почему? Да потому что со мной он импотентом не был, – заявила она скорее с гордостью, чем с сожалением.