Задымила кузница, закипела работа — ремонтировали, ладили плуги, бороны, готовились к посевной.
Процанов совсем потерял покой. И без того худой, мосластый, он еще больше осунулся, даже вроде бы вытянулся. Но когда Рабцевич, посоветовавшись со стариками, сказал ему: «Пора, Федор Федорович, начинать...» — он вывел на дальнее поле свое пахотное войско.
Было раннее утро. На высоком голубом небе от края и до края не было ни единого облачка. Из-за горизонта поднималось огромное солнце.
Перед началом работы Рабцевич решил выступить. Оглядел собравшихся. Впереди стояли дети, за ними их матери, старики, старухи, потом бойцы. Недалеко от людей покорно ждали запряженные в плуги лошади. Рабцевичу не было видно лиц в задних рядах, а он привык говорить, когда видел всех от первого до последнего человека. Он поискал вокруг что-нибудь такое, на что бы можно было подняться. Его взгляд перехватил Процанов. И тут же подогнал телегу, на которой привез семена. Рабцевич влез на нее...
— Товарищи, — его глуховатый голос звучал торжественно, — сегодня у нас необычный день. — Посмотрел на лозунг, который Линке вместе с комсомольцем Сидоровым успели написать на куске красной материи и теперь натянули на двух больших шестах. Рабцевич прочел:
«Товарищи, вспахать и засеять поле равносильно тому, чтобы пустить под откос фашистский состав!»
Едва Рабцевич закончил речь, как детвора закричала: «Ура!» Взрослые радостно зашумели, старушки потянулись к уголкам платков, чтобы смахнуть слезы.
Рабцевич не без удовольствия посмотрел на счастливого Линке. «Ох, комиссар, знает, как поднять дух у людей!»
Командиру дали возможность сделать первую борозду. Он прошел за плугом сотню, другую шагов и передал его хозяину. Пахота началась, и теперь он мог уходить. Полесский подпольный обком пригласил его на совещание командиров партизанских отрядов области, и ему предстояло не только подготовить выступление, но и отдохнуть перед ночным походом.
Тезисы выступления написал быстро. И хотя наперед знал, что все равно не воспользуется ими, потому что не любил говорить по бумажке, считая, что в таком случае нарушается живое общение людей, убрал записи в карман — уважал порядок, текст или план выступления писал для того, чтобы систематизировать мысли, подумать над проблемами.
После обеда, закончив дела, решил немного поспать. Дорога ему предстояла дальняя, и без отдыха ее было не одолеть. Лег, закрыл глаза. И вдруг отчетливо увидел своего старшего сына — Виктора. Стоит мальчишка в телогрейке, лицо потное и измазанное, а кепка того гляди с головы съедет, чудом на затылке держится, в руках заводной ключ. Сын изо всех сил старается завести полуторку. А она стоит, как непокорная громада, и молчит.