Пушкин: Ревность

Действующие лица:

Пушкин

Наталья Николаевна, его жена

Александрина и Екатерина, ее сестры, Гончаровы

Дантес

Старик Геккерн, голландский посланник, его приемный отец

Барон Жозеф-Конрад д'Антес, родной отец Дантеса

Елизавета Хитрово, мать Дарьи Фикельмон, австрийской посланницы, светской львицы. Дочь Кутузова, поклонница Пушкина

Идалия Полетика, незаконнорожденная дочь, светская дама

Кавалергарды

Николай I

Князь Петр Вяземский, друг Пушкина, поэт

Чаадаев, мизантроп и философ

Раевский, бездельник

Баратынский

Анна Керн, адресат любовной лирики Пушкина

Гоголь

Bande joyeuse

Дипломаты, дамы, помещицы

Маски

Инна и Роман, иностранцы в Праге

26 октября 2008 года

АЛЕКСАНДРИНА: Если кому-то придет в голову обратиться мыслию ко мне, Александрине, баронессе Фризенгоф, владелице Бродян, то я покажусь ему иль ей воплощением водевильной, логической ревности. Что видела старая девушка, что ей делать в жизни было, кроме как поревновать, позавидовать, посравнивать! А кто это встал между мною и Пушкиным? Только время. Он, как известно, — в вечности, а НАМ — так ведь я думаю в своих ревнивых мечтах? — НАМ С НИМ не далось каких-нибудь парочки десятков лет.

Я была при доме, жила в квартире, на меня не надо было тратить время, выкраивать график, раздумывать: ехать или не ехать, видеться или не видеться, я всегда была под рукой. Обо мне приходилось думать постоянно, потому что я была постоянно на виду и постоянно произносила слова. Открыл глаза — я прошла по коридору, попросил передать хлеба — я сказала словцо, искал книгу — я оторвалась от своего чтения, он пришел с мороза — от меня пахло печеными яблоками, которые я смотрела на кухне. Я уже была старой девой, меня жалели, меня боялись плохо одевать и жалеть денег на мои театры и выезды. У меня всегда были духи. Я могла показать, какой бывает женщина в семье, но без детей, только с тонкой мыслью в хорошо причесанной головке.

Он не мог больше писать стихов. Такое случается с каждым, они потом все это увидят, ему нужен был специальный период для накопления сил, для оглядки по сторонам. Прелестницы еще появлялись у него бы время от времени в его стихах, он ничего с этим не смог бы поделать до смерти, и ему бы их прощали. Он пережил бы какой-то кризис, он переполнился бы паром, бурлением, силой, он написал бы что-нибудь большое и прозой — я не могу читать новейших романистов: как все было бы по-другому, останься жить Пушкин. А большая, настоящая, глубокая, не посетившая его любовь — не нашедшая себе места, где бы к нему приткнуться, — за все это время разрослась бы рядом с ним. Не дала бы ему шанса отвертеться — тайна, живущая в доме тайна!