МАСКА: Чинное течение судьбы — знак сильной жизни, удела гения. Гению некогда ворочаться, перерабатывая все новые и новые жизненные обстоятельства, переживая новые перипетии и воспринимая густо намешанные хитросплетения судьбы и ее повороты.
ГОГОЛЬ с зеркалом: Кто пожалеет Пушкина? Будто и не было никого в России, кроме Гоголя, тоненько вскрикнуть: «Вернусь домой — а Пушкина нет!», ненанятый плакальщик, горем объятый человек, ни семьи ни дома, один Пушкин. Ни адреса, велел писать на пушкинский, все смеялись, хлестаковничал: в Царское Село, да Пушкину, а ему так тепло было, так по-домашнему. Надо-то ведь ничего не было, ах, если б Пушкин постарше да бездетный!..
Строил свой городок, свою Российку, своих человечков сочинил и расставил, все мастерил, все выдумывал, не мог остановиться, все творил и творил, ездил в другие страны — вот бы отвлечься, понаблюдать за впечатлениями, попереживать другую, реальную жизнь, как там люди и страны живут, — нет, все свое сочинял. Кому бы показать, чтоб не просто удивились, — в поклонниках недостатка нет, да все нули, он для них — диковинка, они похлопают чему угодно, ему б сойтись, как звезде с звездою, ему б Пушкину угодить! Ах, какое счастье — Пушкину понравиться! Ах, какое счастье, как увидеть, что и Пушкин не исписывается, что гений — это надолго, что это так много значит. Пушкин так правильно живет. Так по-простому — ему, Гоголю, так никогда не удастся, но правильность Пушкина защищает и его — слабого, больного — как брата. А вернись-ка домой, когда брат убитый? Они считают, что жена была нужна, дети, — и Пушкина-то и не стало. Страшно, страшно Гоголю возвращаться в Россию, рукописи везти не хочется, там убьют тебя за то, что ты захочешь играть с ними в одной песочнице. Они-то — играют, и ничего больше, они хорошо знают все правила. И ничего, кроме этих правил. А ты — правила-то тоже вроде знаешь. Да голова другим забита, пробуешь все делать механически, как какой-то на тебя похожий человечек, с твоим типом характера, с твоими будто бы настоящими реакциями, — а ты и так поступить можешь, и эдак — ты своим героем можешь вертеть — что тебе настоящая твоя жизнь? — а уж «настоящая» — там могла быть любая другая — жена? Нет, они ловят. Заставляют все серьезней и серьезней в игру включаться, дергают, колют — взаправду ты иль нет? Упаси Бог, увидят, что притворяешься, — тут уж до настоящих слез непременно доведут. Пока не убедятся, что плачешь по-настоящему, что вся жизнь у тебя теперь — слезы, — не отстанут. Не своего — будут мучить и мучить, сколько сил хватит. А силы их бесконечны, они — это все, а ты один.