А в яслях, наверное, писались в ползунки, а в детском садике получали по шее от ребят покрепче, хныкали и жаловались мамочке — как все прочие смертные. А мне повезло больше — я в детский сад не ходила, зато теперь родительским промышлением бреду по колено в правде жизни и точно знаю — ребятам вроде вас не придет в голову проверять достоверность исходных данных в расчетной формуле!
— Так не бывает, — устало вздохнул просто Алик.
— Пересчитайте!
— Да, можете проверить лично!
— Мне нечего пересчитывать, я занимаюсь рекламой миллион лет, — принялся брюзжать тощий эксперт. — Везде и все одно и то же! Я это понял давно, еще на гастролях группы «Ласковый май»! Кстати, приезжал в этот богоспасаемый городишко с первым составом…
При этих словах шеф ударил в ладоши неожиданно и звонко, как в медные тарелки, просиял, выскочил, сделал круг почета вокруг стола и, раскинув руки, кинулся к гостю:
— Ой, вы должны меня помнить! Я играл на разогреве — помните?
Алик брезгливо отстранился, прищурился, потянул одно веко за уголок к виску и моментально растворил недовольное выражение в жизнеутверждающих звуках:
— Господи боже… Прости, не узнал сразу — ты ударник Шеремета! Господи боже… Сколько лет прошло — но Шеремета помню… Басист был нереальный! Я много их слышал, начиная с консы… Но это было нечто! Жаль… Жаль, что у Гоша жизнь сложилась так удручающе…
Он экспансивно тараторил, прижимая крупное, покрытое умеренной жировой прослойкой тело шефа ко впалой груди под гавайкой, и едва не прослезился.
Мне тоже впору заплакать. Счастье, что я дочь! Сын, узнав, что его родной ботинок лабал на басу, разогревая «Ласковый май», должен был сразу пойти в туалет и застрелиться!
Моих сил хватило только слабовольно промямлить:
— А почему удручающе?
Алик мгновенно обернулся ледяным изваянием, обпрезирал меня через весь длинный стол:
— Солнце, богатых людей — здесь много тысяч, во всем мире — того больше! Их толпы. Какая радость быть частью толпы? Ради чего живет толпа? Ради хлеба и зрелищ. Ее боги — деньги и музыка. Настоящих богов мало… А больших музыкантов и того меньше — всех можно пересчитать по пальцам, — Алик начал загибать длинные желтоватые пальцы с крупными суставами: — Моцарт, Вагнер, Шёнберг, Леннон, Джаггер… Ну, кто еще?
— Курт Кобейн? — робко подсказала я.
— Ты его слышала?
— Кобейна?
— Нет — Шеремета?
— Как она могла слышать Шеремета! — ответил за меня Чигарский. — Это же дочка Георгия Алексеевича — Вероника Шеремет!
Я официально кивнула и насупилась.
Неприятно, когда на тебя таращится сразу столько народу.