Позор семьи (Королева) - страница 75

— Жениться?

— Пашка-то чем тебя не устраивает?

Дим-Дим потер крупные ладони, готовясь взяться за новое сватовство.

— Меня лично — он устраивает! Только зачем Пашке жениться? У него такая девушка красивая!

Спасибо, папочка, я тебя тоже люблю!

— Поехали, вертолеты ждут…

Народ заторопился к выходу, зашумел, стал толкаться в дверях.

Я помахала денежками вслед охотникам — на удачу, поправила диванные подушки, вернула на место большую напольную вазу и с наивной мечтой подкрепиться двинулась в кухню. Но в дверях столкнулась с домработницей.

— Вы уже уходите?

— Да! Шеремет сказал: ни обедать, ни ужинать сегодня не будет.

— А я? Я тоже есть хочу…

— Ника, купи себе пиццу! У тебя денег полные карманы! — Входная дверь громко хлопнула перед самым моим носом.

Не знаю, почему люди считают меня волевой, наглой или хамоватой: из всей моей кажущейся решительности даже полноценной социальной маски не вылепить!

Я жарила гренки вконец расстроенная — слезы капали на тефлоновую сковородку и злобно шипели.

Куда я лезу тягаться с настоящими взрослыми мусорами, я не могу урезонить даже собственную домработницу!

Но позвонила Аленка, и пришлось снова тащиться в опостылевший офис — бросить коллегу сейчас было бы настоящим свинством.

Пятница. 10:55

Реальная жизнь — грубая и одномерная штука. Даже когда события сменяются стремительно, как сцены в компьютерной игре, главный геймер лишен возможности выкачать из Интернета ключи-подсказки или создать собственный клон и находиться в двух местах одновременно.

Поэтому с утра в офис я не поехала: доверила Аленке хлопотать с заказчиками и гонять производственников. А сама разыскала зама-весельчака через милицейскую приемную, выманив под благовидным предлогом «отсутствия наличия» Костенко.

Мы устроились на венских стульчиках в соседней кондитерской, прямо напротив прозрачной витрины, похожей на хрустальный гроб для полутора десятка засохших пирожных. Я задушевно пожаловалась, что Костенко от мирного урегулирования ситуации отказывается, пугает нас — бедных тщедушных барышень! — уголовным делом и хватает за голые коленки!

Зам слушал меня, вертел кофейную чашечку — в крупных пальцах она выглядела фарфоровым наперстком — и сосредоточенно размышлял. Потом обозвал начальника дятлом, который всех подло долбит и редко делится, покосился на мои сребреники, но мзды не взял, зато пообещал — если что — помогать «чисто по-человечески». О людях, с которыми Костенко договаривался гнобить наше обреченное рекламное агентство, он смог сообщить только, что люди это «серьезные и заезжие». Негусто.