Страшный суд (Гагагрин) - страница 142

Патрон был уже дослан в патронник, хотя подобное не полагалось по инструкции, носить пистолет с патроном в стволе не положено по технике безопасности.


— Открывай ключом, — сказал проводнице Рафик. — Потом буди… Ревизоры, мол, нагрянули, а ваш билет не в порядке.

Видимо, такое не впервой случалось в практике мигом отрешившейся ото сна женщины, во всяком случае, проводница споро поднялась с диванчика и зашлепала к седьмому купе, где укрылся, как следовало понимать, опасный, севший в Саратове преступник.

Трехгранным ключом она приподняла нижнюю защелку, но дверь держалась на верхней, которую я не торопился пока трогать, ибо считалось, будто лежу на полке.

Проводница осторожно постучала, потом еще, а затем вполголоса произнесла:

— Пассажир с двадцать седьмого места! Ревизоры у меня… Просят в служебное купе! С билетом надо разобраться…

Конечно, ей и в голову не пришло, что надо как минимум извиниться перед пассажиром, к хамству в Империи, к сожалению, привыкли, и только Станислав Гагарин обращает порой внимание на подобные этические издержки.

Перед тем как открыть дверь, я набросил на револьвер полотенце и сонно пробормотал, выходя в коридор:

— Ну что там еще? Выспаться не дали… Ладно, умоюсь заодно.

Придав полотенцу на руке бытовую, так сказать, легитимность, я исподтишка огляделся.

Проводница стояла справа от входа, в двух шагах от двери слева караулил мое появление Рафик. Бандера маячил в конце вагона. Таким образом, оба они оказывались у меня в тылу, когда я двинусь к служебному купе, за которым в тамбуре ждет меня Марлен Скорпинский, профессиональный убийца по кличке Марксист.

Два ствола за спиной, а третий, в близкой перспективе, встретит за дверью. Многовато, конечно, но учитель по самбо говаривал нам, что три противника есть норма для подготовленного борца, и хотя я себя таковым не считаю — и возраст, и отсутствие постоянных тренировок, в расклад ближайших минут всматривался со здоровым оптимизмом.

Проводница двинулась вперед, а я с револьвером «Чемпион» в правой руке, закрытым небрежно перекинутым полотенцем, следом, за мною на расстоянии трех шагов двигался Рафик, а Бандера, выждав немного, тоже принялся перемещаться по вагону.

Едва достигнув собственного купе, проводница юркнула туда, я миновал проход и остановился, развернувшись лицом к Рафику, который оказался прямо против двери. Не знаю, на что надеялся он, только руки у него были от оружия свободны.

— Вы, что ли, ревизор? — спросил я у Рафика, и вопрос этот был вполне естественным, ибо в служебном купе никого, кроме проводницы, не было.