— Опять на «вы», — констатировал я.
— Ой, извините... извини…
После штор она выпутывалась из моих рук еще несколько раз.
— Ой, подожди, я его унесу... — Имелся в виду кот. — Ой, подожди, — высвободилась она после кота, — а то мы не заметим времени... — И она завела будильник на сорок минут вперед. — Я сама, отвернитесь... отвернись, пожалуйста! — выскользнула она, надо полагать, в последний раз. Я отвернулся. И сказал, пока она раздевалась:
— Ира, Ира, тебе двадцать девять лет, а ты до сих пор стесняешься даже кота...
— Ой, ты что — он же будет смотреть на нас!.. — сказала она за моей спиной. — Мне же стыдно! А тебе не стыдно?..
— А ведь ты сейчас грех со мной совершишь, — честно предупредил я. Сзади вместе с шорохом одежды послышался вздох, и она совершено серьезно ответила:
— Когда буду в церкви, я замолю этот грех. Ты что думаешь — я ведь каждый раз после тебя замаливала...
— Очень удобная штука религия, — сказал я. — Согрешил, потом поставил свечку, покаялся, можно дальше грешить...
— Ой, ну, зачем ты так?.. Ой, не смотри на меня!..
И мы очутились в постели... Пока не зазвонил будильник. Она начала спешно одеваться, поторапливая меня:
— Скорее! Сейчас родители придут!
— Слушай, мы же с тобой взрослые люди...
— Ой, не смотри на меня! Ты что — они не поймут! Вот если бы мы были расписаны... — тут она озарилась теплой улыбкой предвкушения — я видел ее лицо в зеркале. — Но не просто — в загсе, а обвенчались в церкви...
— А обманывать папеньку с маменькой не грех?
— Грех, — вздохнула она.
— Все следы преступления уничтожили? — спросил я, когда она заново застелила кровать. — Вон складочка осталась.
Ира засмеялась. Правда, перед этим порывисто повернулась в сторону постели...
Многие знакомые Иры вертели за ее спиной пальцем у виска, но я так не считал. Пожалуй, я бы еще согласился с определением «не от мира сего». У нее никогда не водилось ни одной задней мысли, была она на редкость добрым, простодушным человеком, представляя собой разительный контраст тем дамам, с которыми мне приходилось сталкиваться по долгу службы. Поэтому, очевидно, мы и сошлись — несмотря на мои систематические подшучивания над Ирой, мне с ней все же было намного лучше, спокойней, чем с любой другой, пусть куда более привлекательной внешне. Одного не хватало в моем отношении к Ирине — любви. Ну, так и к другим женщинам любви во мне тоже давненько не наблюдалось.
— Я красная? — спросила она, прижав ладони к пылающим щекам.
— Как помидор.
— Идем, я провожу тебя. Остыну немножко на воздухе. А то мама спросит: «Чего это ты вся горишь, а-а?..»