А я-то думал, она уже ушла. Опять приложил палец к губам и отошел в сторонку — единственным невымытым местом на балконе оставался сухой пятачок у колонны, где я стоял раньше.
Наконец свершилось — настал черед, «моя протеже, Ростова молодая» учинила свой дебютный выход в свет (словечко «учинила», как станет ясно из дальнейших событий, здесь как нельзя более уместно). Мое произведение, впервые выставляемое на суд знатоков, за неимением Андрея Болконского — князья теперь на балконах прячутся — ввела помрежка.
Она всех вводила — шла по пятам за каждой, чья аудиенция у Доры закончилась, громко объявляла в открытую дверь: «Следующая!», а когда следующая — либо робко, либо пытаясь скрыть робость под напускной развязностью, демонстрацией своей независимости (преимущественно через походку, при помощи телодвижений) следовала за ней, помрежка говорила ей, приостановившись на полдороги и указывая на участок паркета посреди зала: «Вот здесь станьте, чтобы вас было видно» (хотя где бы соискательница ни стала, ее все равно было видно, спрятаться было негде), после чего возвращалась на свой стул за инквизиторским столом. Помрежка только-только закончила трехмесячные курсы помощников режиссера, очень старалась и ни разу не перепутала.
— Где-то я вас ви-идела... — протянула Дора. — А-а, вспомнила...
Она принялась беззастенчиво рассматривать мою ученицу с ног до головы. Потом поочередно наклонилась к уху соседки слева и соседки справа. Тему разговора нетрудно было угадать — о том, что Милена живет у меня, знали уже многие. Соседка слева стала перешептываться со своей соседкой, а соседка справа — с пенсионером Трухниным, также меряя при этом Милену взглядом с макушки до пяточек, а она спокойно стояла, изучала их. Правда, был вначале момент, когда Милена закусила губу, но быстро овладела собой — до такой степени, что я поразился ее невозмутимому виду, скрывавшему, как я догадывался, ледяную ярость.
— Что-то я сонная, — сказала Дора. — Вы сегодня совсем слабый кофе сварили, не берет.
— Кофе, как обычно, — пожала плечами помрежка. — Налить еще?
— Да, пожалуйста.
Конечно, это уже было явное хамство. Милену сначала бесцеремонно разглядывали, перемыли ей косточки, затем стали игнорировать, причем демонстративно.
И тут вдруг раздался прокуренный баритон:
— Вы что, блин, сюда кофе пришли хлестать или работать, сонные тетери, понимаешь ли?
Дора Филатова моментально проснулась, открыла рот, а закрыть забыла. Помрежка пролила кофе мимо чашки на скатерть.
— Что?! Кто?! — сказанул ошарашенно пенсионер Трушин с глазами, как блюдечки.