— Я написал гениальный сценарий! Ге-ениальный! — он попытался всучить мне пухлую папку с тесемочками-завязками.
Похоже, папочку эту не одно десятилетие использовали в качестве шайбы на хоккейном поле, а также как хлопушку для битья мух.
— Как вам на этот раз удалось проникнуть на киностудию? — вяло поинтересовался я.
— Через забор! — радостно осклабился он.
Особенностью графа были неистребимый оптимизм и крайняя доброжелательность: без улыбки он в природе не встречался. Сколько раз его выгоняли, вышвыривали, посылали, велели вахтерам не пускать — он никогда не обижался, для него это было, что зубцам кремлевской стены кариес.
В процессе моих попыток — порой вежливо, а иногда и по-матушке отказаться-отвязаться — мы очутились в съемочном павильоне, где рабочие заканчивали сооружать гигантскую декорацию летающей тарелки.
— В натуральную величину, — с совершенно серьезным видом уведомил я его.
— Да, вижу, — блаженно согласился он. — Так возьмите, почитаете на досуге, — «досуг» граф произносил с ударением на первом слоге.
— Ну, не надо вам писать сценарии, — тоскливо сказал я. — Не ваше это дело. Не получается у вас.
— Так это раньше! — не сдавался он. — А теперь получилось! Блеск! Ну, я хоть перескажу вам сюжет. Гениальный сюжет! — Мы уже стояли с ним в туалете у писсуаров — и туда закоренелый граф за мной последовал. — Значит, два брата-близнеца! Но они...
— Разлученные с детства, — со вздохом перебил я, — и не знают о существовании друг друга.
— Как вы догадались? — счастливо изумился он. Мы уже вновь шагали коридорами. —... Мочит он одного, мочит другого, мочит третьего, мочит четвертого, мочит пятого...
—... мочит шестого, мочит седьмого, — подсказал я.
— Да, он мочит одного, мочит второго...
— В общем, всех замочил, — подытожил я.
— Да, всех! А тут приходит... его брат! Близнец!
— А как он туда попал? — сонно осведомился я.
— Не важно, просто заглянул на огонек.
— На огонек...
— Да! А он думал сначала, что это зеркало... Чем бы тяжеленьким его стукнуть?..
В общем, заманил я сценариста в кладовочку, где уборщица хранила свой инструментарий — веники, ведра и тряпки (он в это время дошел в пересказе до реплики героя: «Сейчас, педрила, я тебя замочу...») и быстро выскочил, закрыл засов.
Тут меня перехватила какая-то полная дама в черном платье с выдающимися формами — зад ее был настолько выдающимся, что на него спокойно можно было ставить рюмку. Хотя последняя фраза графа: «Сейчас, педрила...» — ввергла женщину в некоторую задумчивость, она все же открыла рот, чтобы обратиться ко мне. Однако в этот момент из-за двери подсобки послышались громкие жизнерадостные просьбы неотвязного и неуничтожимого графа выпустить его.