– Всё, хорош, мужики, у меня уже в глазах рябит от ячеек, по домам пора…смеркается.
– А, может ещё часик? – не оборачиваясь, продолжая отчаянно зачищать контакты, спросил кузнец.
– Петь, итить колотить, – возмутился уставший Кузьмиы, – мы с Фёдром Фомичём, не такие железные, как ты, – с пяти утра на ногах: роздых нужен и по уму и по совести; а ты, коль такой упругий, продолжай, но только помни, что быстро не значит хорошо – всему своё время.
– Да я так… к слову…за компанию завсегда веселей, – отвечал, как ни в чём не бывало, продолжая работать Ломакин.
– Ладно, Петь, ты как говорится, сам себе хозяин: свои силы знаешь – хочешь работай, а хочешь – отдыхай, а мы, пожалуй, действительно пойдём – надо выспаться да и с мыслями собраться что де и как, – подытожил я, – ну, а завтра часикам к семи утра меня жди – продолжим.
– Добро, – попрощался Пётр, продолжая прилаживать провода к контактам, а мы неспешно, терпеливо неся тяжесть усталости на своих очень далеко не геркулесовых плечах, вышли из кузницы.
Минут пять, не смотря на обилие неожиданно нахлынувших на нас событий, мы шли молча. Звенящая тишина психологически давила не меньше усталости и первым не выдержал я.
– Слушай, Кузьмич, а откуда ваш председатель мог узнать, что мало того я инженер, так ещё у тебя заночевал и выпивал?
– Ты, Федь, опять, как с Луны свалился, – это ж деревня: на одном конце чихнут, на другом – сопли вытирают.
– Да это-то понятно, просто всякий раз удивляюсь…кто, как, когда? – пытался я кровь из носу, но узнать, как произошла про меня утечка информации в деревню.
– А чего удивляться, сам знаешь, – мы, русские, народ любопытный – всё нам понимаешь интересно узнать да на собственной шкуре испробовать: то революцию аль перестройку, будь они неладны, замутим, а то, напротив – вон как ты – в космос свой нос суём.
– Эк тебя, в какую философию понесло, – удивился я неожиданному ответу. – Но к счастью или, к сожалению, ты, Кузьмич, прав: видимо для того Создатель, неистребимую страсть к неизвестному в наше племя неспокойное сверх меры вложил, что б от тоски и безделья мы облика человеческого не теряли.
– К счастью, Федь, к счастью…только у нашего брата русака у счастья всегда горький привкус…
– Согласен, и всё же, Кузьмич, – не унимался я, опасаясь, что разговор уйдёт от интересующей меня конкретики в трясину рассуждений о смысле бытия и там, как всегда, завязнет, – сам-то что думаешь, как ваш, этот проныра председатель, всё про меня разнюхал, утоли любопытство?
– А чего тут думать: Груня моя, наверное, по своей бабьей натуре у магазина или ещё где растрепала, аль внученька по-детски чего ляпнула – сам же слышал, как она вчера «инджинер» из под стола, проказница эдакая, мяукала, – улыбнулся дед, – ну и понеслось из уст в уста, из окон в ворота.