— Если кто-нибудь считает, что эта галиматья доставляет зрителю удовольствие, то он просто сукин сын, — сказал он, поднимаясь с кресла, чтобы переключить телевизор на программу новостей, но тут рука его замерла на пульте. Там, позади титров программы «Течения», он увидел потрясающую белокурую женщину, беседующую с Беверли Майлз… Лицо ее показалось ему знакомым.
Энтони Франко не стал переключать телевизор и снова сел в кресло. Отхлебнув воды, он стал вспоминать, где же он мог ее видеть. Лицо и тело женщины были ошеломляюще прекрасны. Но вот беда — прекрасные лица и изящные тела мелькали у Энтони перед глазами большую часть его жизни, и по прошествии некоторого времени они как-то стирались из памяти.
И вдруг он вспомнил один эпизод.
— Да, да, да, — сказал он самому себе. — Нью-Йорк, апрель прошлого года. Вечеринка по случаю выхода на экраны «Денежного мешка»…
«Денежный мешок» — фильм о мафии, проникнутый тонким психологизмом. Тогда о нем говорили как о наиболее вероятном претенденте на «Оскара».
Потерев рукой подбородок, он встал и подошел поближе к экрану.
— А я-то подумал тогда, что она — одна из множества хорошеньких женщин, вечно толкущихся вокруг режиссеров в надежде, что их заметят и они станут очередным «открытием», — улыбнулся он покаянной улыбкой. — Как же я ошибся!
Ему особенно запомнился тот вечер, потому что именно тогда прошлое напомнило ему, что пора расплатиться с долгами. Но сейчас Энтони Франко не хотелось вспоминать об этом.
Было пьяно и шумно. Энтони стоял возле огромного — во всю стену — окна, выходящего на Центральный парк, и разговаривал со своим продюсером Рейнером Кейесом, который и устроил эту вечеринку, проходившую в его квартире. Там собрались все — «звездочки» различной величины, шлюхи, репортеры, обозреватели и магнаты киноиндустрии. Настоящее столпотворение. И все это ради Энтони Франко. Он любил быть в центре внимания и пребывал в самом веселом расположении духа, не прибегая к помощи всяких там таблеток, порошков и курений, которые в изобилии предлагались гостям. Помещение представляло собой сдвоенную квартиру на углу 62-й улицы и Пятой авеню. Если не считать картин в вестибюле, интерьер ее был великолепен. Это были какие-то абстракции, выполненные в грязно-коричневых и черных тонах. Они не произвели на Франко никакого впечатления. Модернистское искусство вызывало у него раздражение. Ему казалось, что владельцы галерей и искусствоведы сговорились, чтобы ввести в заблуждение обычных людей, называя это искусством.
Звучала музыка — в гостиной играл весьма приличный оркестр. Энтони невнимательно слушал, что ему рассказывал Рейнер об ошеломляющих цифрах кассовых сборов. Для Энтони это не было неожиданностью: он предвидел успех своего фильма. Интуиция его обычно не подводила. Сведения были хорошие. Очень хорошие, если судить по тому, как энергично жестикулировал Рейнер. Для Энтони не имело значения, узнает ли он эти цифры сейчас или же на следующей неделе они будут представлены ему на бумаге. В будущем он снимет еще не один фильм. Может быть, даже получше этого. Но сейчас он с удовольствием купался в лучах своей славы.