– Найди чистый. Подай. И найди помене, не на утирку чтоб.
Запасливый страж долго рылся в своей повозке, словно ожидая чего-то. А повозка-то его была не чета Мечеславовой – и шире, и длиннее, и два коня, вспомнил Мечеслав, тянули ее, и высокие борта ее были теперь доверху набиты добром. «Неужто найдет? – думал Мечеслав. – Да как же они нас грабили! Ничем не гребовали, до нитки обирали!» Присмотревшись, он увидел поручни от сохи, вздетые на край борта нянькиной повозки, и мысль о побеге, которую он почти убил в себе, вновь заплескалась в его мозгу. Нет, не хотел он той жизни, в которую тащил его варяг.
– Перетерпи! – сказал Орм. Положил ему руку на задетое стрелой плечо, сжал. Мечеслав ничем не выдал этой своей боли, он весь был в другой. Орм повторил: – Перетерпи, воин… Меня нанимал Волчий Хвост, увозил в чужую страну, в чужой язык, к чужим богам. Я перетерпел, притерпелся и, как видишь, здесь – не последний. А у тебя в этих местах все свои, не на чужбину тебя везут, боги князя Владимира – твои боги, его язык – твой язык, и твои радимичи – в его рати, да и в моей сотне их несколько.
– То изверги, – с презрением сказал Мечеслав.
Обозник подал Орму малый рушничок – нашел все-таки! – и хотя его никто не спрашивал, подал и свой голос – Мечеславу:
– Мой родитель из кривичей, своею волею извергся из рода, ушел в Киев, и я ныне по отцу тоже изверг. Этим коришь? Уходили мы втроем – отец, мать да я, мальчонка. А как я взошел в твои лета, тоска меня взяла, все вспоминалось мне что-то, чего теперь забыл, и захотел я тогда вернуться в свое племя и в свой род. Отец нещадно выпорол меня. Порол и приговаривал: тамо закиснешь, тамо все равные, да никому воли нет и своего ничего нет. И ведь прав! Остался я, и не жалкую. Отдал положенное князю – остальное мое, и я вольный человек. И в обоз нанялся по своей воле.
Мечеслав, когда Орм ушел, спросил с укором, поглаживая под рубахой отданный ему рушничок:
– И резать меня ты вызвался тоже по своей воле?
– По своей… Прости!
– Жаден ты, дядя.
А на это у его няньки была своя несокрушимая правда.
– Вот взрастешь, оженишься, – сказал он с лукавинкой, – детишек нарожаешь, тогда приходи, потолкуем мы всласть про мою жадность. Я, знаешь, не воин, защита мне князь, жить буду долго, застанешь меня на земле, если сам доживешь…
…Суннват и Торольв, они велели установить этот камень по Токи, своему отцу. Он погиб в Греции.
Надпись на рунном камне (Ангарн, Упланд).
Рать, отягощенная обозом, шла медленно, три дня шла, на четвертый – дневка. Тогда, обычно вечерами, приходил Орм. В один из таких свободных для него вечеров варяг не пришел, и Мечеслав поймал себя на мысли, что ждет его и обижен невниманием…