Повозка его была распряжена, две оглобли торчали вверх, как две воздетые к небу руки. Рядом, борт о борт, стояла другая, и в ней сидел спиной к Мечеславу его сторож-обозник, которого он называл дедом. Дед Жданок был как нянька, в непогоду заботливо укрывал его рядном, иной раз и кожух набрасывал, пить-есть давал, при нем и с его помощью совершать и остальное, нужное ему, слабому, было не так стыдно.
Мечеслав без прежних мучительных усилий приподнялся, сел и огляделся. Вокруг сновали воины, бряцало оружие. Лошадей уже отогнали в ночной выпас, костры развели, пахло дымом, к которому примешивался вкусный запах жареного мяса. Мечеслав не знал и не мог знать, как соблюдался у них ратный походный порядок, но порядок в обозе, успел заметить он, соблюдался строго. Да и обозников, вольных мужиков-смердов, в случае чего голыми руками не возьмешь. При каждом имелась своя рогатина, оружие в привычных руках смертоносное, как и копье. Рогатина его деда-няньки лежала все эти дни в повозке Мечеслава, древко ее было укорочено по длине повозки, аккуратно так у бортика лежала, раненому не мешая, и хозяину, при случае, вынуть ее легко. Мечеслав пошарил руками справа и слева, рогатины не было, а он-то губы распустил, имея на нее виды.
– Дедушко, ты рогатину взял?
– Мы в обозе не глухие и про тебя слыхивали… Так чтоб ты не соблазнялся!
– Ну, до побега мне далеко. – Мечеслав перевалился через борт повозки, утвердился на подрагивающих ногах. «Хватит валяться, завтра же пойду, за нее, голубушку, держась». И спросил: – Дед, а почему ты мне лица не кажешь?
Бородатая нянька повернулась к нему:
– Жалостно мне на тебя глядеть, паренек. Слух раскрой!
Мечеслав прислушался. С той стороны, где стояли ратные шатры и алело зарево от костров, накатывался на обоз слитный гул, в нем вдруг прорезался переливистый звон гуслей, и тягучий голос гусляра вывел серебряно и отчетисто:
Черну ворону ясна сокола не клевать,
А былинке древом-дубом не бывать.
– Пируют, – пояснил обозник. – Наша изгонная рать и князева дружина встретились. Судьба твоя на пиру и решится. Орм сказал: если князь предаст тебя смерти, он мне пришлет вестника.
– А почему тебе?
– Не Орму же тебя резать. Орм – высокий господин, княжой муж. Я исполню.
– Ты? – изумился Мечеслав. – Да ты же мне теперь как родович!
– Который день с тобой нянькаюсь, – подтвердил старик. – И не хотелось бы… А не исполню, что со мной будет? Как ты думаешь?
– Плохо тебе будет, – признал Мечеслав. Вспомнил, как волхв учил его обороняться пусторуким от оборуженных, а боевая правая рука у него, к счастью, не задета ни синей, ни кровавой раной. Посоветовал, жалеючи обозника: – Ты вот что, дедушко… Взрезанным ягненком я к Перуну не уйду, за нож не вздумай хвататься, ножом меня не добудешь. Бери сразу свою рогатину, да и то… Я биться с тобой стану.