5 декабря 1943 года
Кажется, выход есть. Но это настолько опасно, и прежде всего для меня, что я не буду это описывать здесь. Эта идея захватила меня полностью. Я думаю только об этом. Времени все меньше.
10 декабря 1943 года
Нам везет. В ее бараке заболела женщина с номером, который отличается только последней цифрой. У нее – 20307, а у моей беременной 20301. Ну же, ну. Еще одно небольшое везение…
15 декабря 1943 года
Этой ночью она родила. После утреннего построения, еще до того, как всех развели по работам, в барак пришли охранники и выкрикнули ее номер. Она была в ближайших списках в газовую камеру, но я не знала точно, когда это должно произойти. На всякий случай последние дни я носила при себе ручку с синими чернилами…
Она завернула младенца в грязную бумагу и прижала к груди… Ее губы беззвучно шевелились, – видимо, она хотела спеть малышу песенку, как это иногда делали матери, напевая своим младенцам колыбельные, чтобы утешить их в мучительный холод и голод. Я так же пела моему Адольфику…. Но у этой женщины не было сил… она не могла издать ни звука – только крупные слезы текли из-под век, стекали по ее необыкновенно бледным щекам, падая на головку маленького приговоренного.
Сейчас или никогда. Я быстро прошла по бараку и подошла к нарам, на которых лежала умирающая 20307. Эта женщина приблизительно того же возраста, что и моя беременная. Она умирала от пневмонии. Ее не было на утреннем построении, но утром она еще дышала, тяжело и хрипло, а теперь уже нет. Я взяла ее руку и быстро переправила номер. Потом так же решительно подошла к новоиспеченной мамаше и, приказав ей молчать, переправила номер у нее на руке.
– Ты никуда не должна идти, оставайся здесь, – быстро сказала я ей. Сама же вышла к охранникам и сообщила им, что вызываемый номер скончалась сегодня утром. Они вошли в барак, и я проводила их к покойнице. Мое сердце выскакивало из груди, в глазах было темно, удивляюсь, как они ничего не заметили. Удостоверившись, что она мертва, они пообещали прислать зондеркоманду, чтобы забрать тело, и вышли. Наконец-то. Едва переведя дух, я подошла к своей роженице.
– Как тебя зовут, – спросила я ее.
– Ева, – едва шевеля губами, ответила она.
– Слушай меня внимательно. Теперь твой номер 20307 и зовут тебя Магда Полонская. – Это было имя скончавшейся польки, как я выяснила накануне. – Я попробую тебе помочь с работой. Ты ведь женщина образованная и сможешь работать в конторе?
– Да, я была учительницей, – ответила Ева. Ее трясло.
– Я достану тебе освобождение от работы еще на несколько дней, чтобы ты могла прийти в себя. А потом дам рекомендацию для работы на заводе. Не говори ни о чем ни с кем в бараке. Только так ты спасешь себя и ребенка. Все поняла? – уже сурово спросила я напоследок. Ева с трудом поднялась, стала передо мной на колени и попыталась поцеловать руку. Я в ужасе отдернула ее. Мне это было неприятно.