— Там разные люди, они любят сметану, видишь их?
— Вижу, — прошептал Миша. Тут же к ним подошел длинный человек.
— Здравствуйте, — сказал он. — Меня зовут Федор Смит. Я хочу прочитать вам мое произведение — я написал его недавно. Это «Гимн Сметане».
— Читайте, — разрешил Миша Оно. Человек прокашлялся и прочел вот это:
«Помните ли вы сметану, обсметанившую нож, роящийся в сметане? Потерянный для жизни кусок металла, созданный, чтобы лежать в каплях сметаны на белой доске; остановленный во времени момент сметанности, пронзивший душу; сметана дарящая и сметана нисходящая; детская сметана пушистых колокольчиков; молекулы сметаны, застывшие на ноже, вправленные в него, как в золото, или в любовь? Если ходить по кофейным лугам, — знать шашлычный запах одеколона в кресле под дождем, закидывать удочку в вельветовую мягкую прорубь, где в ночи едет поезд к морю, то почему бы именно сметану не облагородить весенними лужами и солнечным дождем; нож рассекает поверхность сметаны, как кожу больного; капли сияют точками мухомора на поляне; сметана готовится стать матерью, она рождает сметану, она лучшая любовница ножа и всего; она творит и существует, как именно она. Она умерла, не выдержав борьбы, но навеки осталась, как образ, как тип, как имя. Конкретно обожествленные частицы сметаны, словно брильянты на кухне — вы совсем похожи на людей, можно именно перед вами упасть на колени, целуя ручку».
Человек закончил чтение и отошел на два шага назад. Миша Оно сказал:
— Спасибо. Вроде ничего, особенно «шашлычный запах одеколона». Вы, наверное, акциденциалист?
— Что вы! — крикнул человек. — Это запрещено. Я как все, я — тоталитарный эстетист.
— Непохоже, — заметил Миша.
— Да что вы! — замахал руками этот человек, назвавшийся Федором Смитом. — Это так! Оставайтесь здесь, в нашей сметане, и вы увидите. Это лучшее.
— Может быть, — сказал Миша. — Но я люблю все. Мне надоело. Пойдем вон!
— Пойдем, — согласилась лежащая рядом Антонина, и они тут же вылезли из сметаны, наполовину белые и мокрые.
— Ну и что ты предложишь мне теперь? — спросил Миша Оно. — Я хочу еще, я хочу дальше! Осталось не так много. Или — сколько угодно?!
— Вперед! — воскликнула Антонина. — Отбрось это все! Мы сейчас пойдем на большой Высший Банкет! Все будет прекрасно, милый, истина здесь!
— Я люблю это, — сказал Миша.
— Любовь приятна.
И они разошлись по раздевалкам, пожав друг другу руки, как здоровающиеся боксеры, чтобы встретиться снова через время и продолжить свои занятия и все остальное в поисках тайн, удовольствий и трагедий.