— Это — мой знакомый, — сказала Антонина, подводя Мишу к женщине.
— Чудно! Кто вы? — спросила женщина, хитро улыбнувшись.
— Меня зовут Миша Оно. Я — вообще.
— Меня зовут Ольга Викторовна. Я — мать.
— Очень приятно, — радостно проговорил Миша и сел за стол вместе с Антониной. — Где же твой отец? — спросил он у нее, наливая себе алкогольный напиток.
— Его здесь нет… Он занят политической жизнью. Я не знаю. Я не помню.
— Отлично, — сказал Миша, съедая какой-то рыжий кусок еды с блюда. — Мне нравится.
Они чокнулись, посмотрев друг другу в глаза, и тут же выпили. Вокруг происходило застолье, производящее гул разговоров, звяканье ножей с тарелками и шум жевания разной еды; лысые люди ехидно смеялись, грызя куриную кость со звуком питающегося пса, а другие сидящие здесь мрачно думали о вещах, принадлежащих будущему, или прошлому, и не участвовали в мгновении пира; женщины желали бесед и веселых глаз рядом; их бокалы ждали минуты своего наполнения, как и они сами, ожидающие ощущений и чувств, и атмосфера суматохи и удовольствий была над всем этим столом и людьми, как дым, витающий от только что выкуренных сигарет или сигар. Под столом весь этот праздник превращался в сплошные ноги, и некоторые из ног нервно дрожали, стуча ступней по полу, а другие стояли на полу твердо и незыблемо, как ножки у стола; и эти ноги были словно лица, отражающие внутренний мир в данный момент; и они были искренними, в отличие от верхних частей тела, участвующих в трапезе; и именно здесь начиналась приятная интимность, к которой стремятся все празднующие, желающие завершить предписанный им круг разнообразных наслаждений, чтобы потом заняться чем-нибудь еще. Вот так все продолжало происходить, несмотря ни на что. Маленький человек встал, поднял бокал и торжественно произнес:
— Дорогие лучшие дружищи! Меня зовут Иван Петрович. Я хочу сказать тост и прошу вашего внимания.
Но все продолжалось в том же духе, и никто не внял этому голосу.
— Дружищи! — воскликнул он, ударив ножом о край рюмки. — Помолчите, пожалуйста, совсем чуть-чуть, мне нужно сказать тост, я хочу, я желаю.
Но никто не молчал и не смотрел в его сторону. Удовольствия алкоголем, едой и кучей людей переполняли Мишу Оно в то время, как он накладывал салат, и он восторженно думал о том, что все это хорошо и замечательно, и можно съесть еще мясо, ощутив во рту его свежий кровавый сок.
— Дружищи!.. — запищал Иван Петрович, двумя своими пальцами стукнув по столу. — Прошу вас! Мне так нужно сказать этот тост… Я выпью полную рюмку…
— Тихо! — зычно крикнула пьяная Ольга Викторовна, наливая себе желтой жидкости в стакан.