Но этого еще мало. Мужество художника слова только тогда в полной мере сообщается его героям, когда лучом мужественного мировоззрения он освещает лежащие перед ними дороги. И Шолохов не скрывает, что своим рассказом «Судьба человека» он вступает в полемику с повестью «Старик и море», утверждая, что мужество человека, одухотворенного высокой целью и борющегося с силами зла не в одиночку, а вместе со всем своим народом, не может иметь пределов. Если Старик в единоборстве с трудностями надламывается, то Андрей Соколов, пройдя через неизмеримо более тяжкие испытания войны и потеряв все самое дорогое, что только было у него в жизни, все же находит в себе силу жить ради того, чтобы у его плеча вырос его Ванюшка — его приемный сын — и стал достойным сыном своей Родины.
* * *
Теперь Шолохов вернулся и к тем главам «Они сражались за Родину», которыми зачитывались в окопах наши солдаты и офицеры, и, судя по всему, раздвигает замысел, границы своей новой книги. Конечно, только самому автору и дано проницать «даль романа»; тут невозможно ни предугадать, ни предсказать, какими дорогами пойдут в дальнейшем герои книги «Они сражались за Родину», хотя читатель уже вправе заключить, что Лопахин и его друг Стрельцов отступают в то горькое лето туда же, куда в то время, отступая, стягивал свои силы и весь наш народ, — к Волге.
Недаром же еще в годы войны так часто приезжает Шолохов в город-герой на Волге, и теперь, в послевоенное время, он там свой человек. Недаром для жителей города-героя, для его рабочих, партийных работников, для бывших солдат и офицеров он такой же земляк, как, скажем, и для ростовчан.
Шолохов ездит по местам боев, встречается с участниками волжской битвы, проверяет свои наблюдения, впечатления и переживания военных лет наблюдениями, впечатлениями и переживаниями людей — непосредственных участников великих событий. Его видят на тракторном заводе, на переправах через Волгу и на дорогах в междуречье Волги и Дона. В дни строительства Волго-Донского канала его видят на стройке, он как бы хочет навсегда оставить в памяти эти столь дорогие нашему народу места, которые завтра скроются (и теперь уже скрылись) под водой, и воочию увидеть в облике нового канала, новой Цимлянской плотины и ГЭС и восставшего из руин города-героя с другой, еще более мощной, чем Цимлянская, ГЭС, осуществление тех лучших надежд, во имя которых отдали свои жизни защитники этой народной крепости на Волге, подобные тому безвестному пулеметчику, о котором Шолохов написал в первых главах своего нового романа: «…солдатская смерть смилостивилась, не изуродовала его, и он лежал картинно раскинув руки, весь целенький и, словно звездным флагом, покрытый золотыми лепестками подсолнуха»; «мягко слетел на убитого парня молодой подсолнуховый цвет, коснулся его лица, как последняя земная ласка». Но тут же Шолохов и напомнит: «Может быть, это было красиво, но на войне внешняя красота выглядит кощунственно, оттого так надолго и запомнился… этот пулеметчик в белесой, выгоревшей гимнастерке, раскидавший по горячей земле сильные руки и незряче уставившийся прямо на солнце голубыми потускневшими глазами…» Напомнит, как бы предостерегая и авторов будущих книг о войне, чтобы они не забывали, какую цену заплатил наш народ за победу над германским фашизмом. Не забывали о страданиях, о потерях, но и не омрачали сердца читателей таким нагнетанием ужасов войны, за которыми не остается уже и уверенности, что все-таки и впредь, как бы ни испытывала человека судьба, он, этот «человек несгибаемой воли, выдюжит, и около отцовского плеча вырастет тот, который, повзрослев, сможет все вытерпеть, все преодолеть на своем пути, если к этому позовет его Родина».