«Да, я люблю ее! Да, она любит меня! Да, я граф де Море, умерший для всех, кроме Изабеллы де Лотрек, моей невесты, в этой и в иной жизни… Дорогу мне и моей невесте!»
И я увел бы Вас на глазах у всех, я никого не боялся, потому что чувствовал в себе исполинскую силу.
О Изабелла, Изабелла, Вы промолчали и не остановились, Вы вошли в церковь. Крик, давно поднимавшийся у меня в груди, раздирая ее, вырвался наружу в ту минуту, когда Вы перешли паперть. Пока никто не успел спросить о причине моего крика, я, оттолкнув стоявших рядом, выбрался из толпы и скрылся.
На берегу реки я нашел свою лодку, кинулся к своим матросам, схватился за голову, крича:
«Изабелла! Изабелла!»
Они переждали этот взрыв отчаяния, затем спросили меня, куда плыть.
Я велел им плыть по течению. Они отвязали лодку, и Рона понесла нас.
Что мне еще сказать Вам? Конечно, я существовал эти четыре года, раз сегодня я жив и люблю Вас. Но я не жил.
Я ждал истечения назначенного мне срока, чтобы принять обет. Вы приблизили этот день: благодарю Вас! Теперь, когда я знаю, что Вы не изменили мне, что Вы по-прежнему любите меня, мне легче будет смириться со своей участью и я спокойно посвящу себя Господу.
Молитесь за Вашего брата… Ваш брат будет молиться за Вас.
В тот же день, в половине шестого.
Я не понимаю, что Вы такое говорите. Вы нашли меня, Вы убедились, что я верна Вам, Вы уверены в моей любви — и это, говорите Вы, приближает срок Вашего обета, это облегчает Вам уход из мира, дает Вам спокойствие, чтобы посвятить себя Господу!
О Боже! Неужели Вы не расстались со страшным намерением уйти из мира?
Выслушайте же меня внимательно. Господь справедлив. Когда я предалась ему, я была уверена в Вашей смерти. Вы живы: Господь не мог принять обета, продиктованного отчаянием, раз причина этого отчаяния не существовала в действительности. Значит, я свободна, свободна, несмотря на свой обет.
Да! Да! Да! Вы пишете мне, как мы почти соприкоснулись на мгновение в этом монастыре и ничто не подсказало нам, что мы так близко друг от друга. Я ошиблась, я неблагодарна по отношению к собственному сердцу. Голос его кричал мне: «Настаивай, не уходи, останься: он здесь!»
Да, я понимаю: бедная настоятельница боялась за себя, она боялась, что гостеприимство погубит ее.
О, почему не я Вас нашла? Я была бы горда, если бы Бог доверил мне спасти сына Генриха IV. Я ничего не побоялась бы, чтобы с гордостью и честью сказать: «Когда весь мир от него отвернулся, я одна его приняла, одна защитила его».
Как я глупа! Сказав это, я выдала бы Вас, и Вы погибли бы, как погиб маршал-герцог.