А потом уже, к курсу третьему, юный кубанский барон Мюнхаузен, так и не построив пушку для полета в космос, понял: другая наука, под названием экономика, поглощает его неокрепшую душу: «Первый предтеча – это профессор Камаев, я слушал его лекции по политэкономии, третий курс».
Глосса об экономике
Тут торкнуло, и я понимаю: наверное, я не туда… Он прочитал блестящий курс. Меня поразило, что он тоже сказал: хотите, учите язык. После этого я даже параллельно пытался учиться в МГУ экономике, но в то время запретили двойной диплом. Камаев лично просил перед Цаголовым. Меня пускали на семинары по органическому строению капитала. Ездил в МГУ на семинары. И тут приходит Юрий Андреевич Абрамов, заменяя нашу заболевшую преподавательницу, читать курс экономики. Это был последний удар! С тех пор у меня любовь к истории экономики. Тут я становлюсь таким же книжником.
Он отбил меня немного от МГУ. Отбил, хотя меня сейчас судьба занесла в ЦЭМИ на докторский совет. Я хорошо помню его статьи и выступления, когда он цэмишников положил на лопатки, [сказав,] что они занимаются схоластикой… и перетащил меня в экономику военного дела. Оказалась чрезвычайно интересная штука.
Интересная «штука» продолжалась три курса: «Четвертый курс еще был теоретический, а пятый, шестой – он меня втянул в работу в Коврове. Делать хозрасчетную работу. Формально мотоциклы “Восход”». Что еще интереснее: личность Абрамова не подавляла, а заставляла переосмыслить многое, включая мечты о своем месте и жизни.
Глосса об учителе
Влияние колоссальное. Обучение шло как в классических академиях. В те годы машин было мало, мы отсюда, из Бауманского, уходили и шли пешком к нему в Хлебный переулок. По Мясницкой. Он меня кормил по пути. Сердце у него болело всегда, он и умер достаточно молодым, в 65 лет. Эта любовь к писанию, к мечтаниям. Бесконечные истории о городе. Это энциклопедист. Я понял, что мне никогда не дотянуться, сколько бы ни тянулся. Я у него получил навык экономического мышления конкретного, поскольку он тоже заканчивал Бауманский, заканчивал по снарядам. Он был завсегдатаем консерватории и обсерватории, поскольку жил в центре. Отец у него военный был. Оригинальное очень мышление, высказывания иногда эпатажные. Все дискутировали с ним. Он позволял всем с ним дискутировать. Его особенность, может быть, она отчасти, как зараза, передалась: всегда быть оппонентом тому, что есть. Когда был коммунистический голый строй, он оппонировал ему. Когда пришел демократический, он оппонировал ему тоже. Это вот интеллигенция, наше свойство. Я впервые от него [это] услышал году в 79-м, наверное. Мы дискутировали о том, что в современной экономике называется эффективностью инвестиций. Он говорил о социальном аспекте инвестиций: не все в деньгах, не все в хремастике, не все в прибыли. И тут все начало поворачиваться. Тогда мы были голые рационалисты.