Тем не менее в последние три дня он ухитрился нарушить и дух, и букву этого непреложного закона. Он не мог осуждать Натана Эрскина — старик и предположить не мог, что его протеже окажется воплощением провинциального донжуана. В той же мере не мог Джон осуждать и Одри — та с самого начала ясно дала понять, что предпочитает держаться от него в стороне.
Едва появившись в Сент-Вудбайне, она окружила себя неприступной крепостной стеной, на которой повсюду висели знаки «Держись подальше!». Он видел их и мог, обязан был пройти мимо как ни в чем не бывало. Так нет же, ему взбрело в голову идти на штурм.
Прекрасно сработано, Олтман, ругнулся он в свой адрес. Но, слава Богу, вовремя взялся за ум. Когда он увидел слезы, катящиеся по щекам Одри, которые, казалось, появились ниоткуда, чистые и прозрачные, как глицерин, поблескивающие в лунном свете, что-то в нем буквально перевернулось. Джон ненавидел себя за то, что стал их причиной.
Трудно даже понять, почему они подействовали на него столь удручающе. Обычно он спокойно воспринимал женские слезы — черт возьми, они неизменно появлялись в финале его отношений со слабым полом. Он видел моря гневных и океаны искусственных слез, которые в равной мере выражали уязвленную гордость и несбывшиеся планы.
Но он сомневался, что когда-либо раньше ему доводилось видеть слезы искренней скорби, и был уверен, что никогда не захочет увидеть их. А впредь будет держаться настороже, чтобы не подвергнуться новому риску. И никаких проблем. Джон швырнул остаток сандвича чайкам, которые кружились над головой, и, позвякивая в кармане джинсов ключами, направился к своей машине.
Пусть Эрскин и занимается своей подопечной. Ей с ним будет безопаснее. Старику минуло семьдесят, он Одри вроде отца. Этот не соблазнит и не заставит плакать…
Одри остановилась у входа в яхт-клуб «Буревестник». Ей хотелось поломать ногу на дощатом настиле и так стукнуться головой при падении, чтобы впасть в полное беспамятство.
Да, вот оно-то ей и нужно. Она страстно хотела забыть, что этот день ей предстоит провести с Джоном Олтманом на яхте. И если споткнуться и удариться об один из этих брусьев…
Толстые серые чайки, важно восседавшие на сваях, развернули в ее сторону длинные клювы и уставились на Одри бусинками глаз, словно предупреждая не покушаться на их покой.
— О'кей, — со вздохом сказала она, обращаясь к птицам. — Я изо всех сил стараюсь обрести покой и забыть прошлую ночь.
Пернатые молчаливо провожали ее настороженными взглядами. Наверное, им приходилось слышать и не такие откровенные высказывания.